Дверь в стене
Шрифт:
При этом, хотя процессы в основе своей были схожими, у них имелись и отличия. Главное отличие было в сложности. Американское общество гораздо более сложно устроенное общество, чем русское, как и государство США устроено более сложно, чем было устроено государство СССР. (Я думаю, что именно эта сложность и позволила США выиграть Холодную Войну.) Применительно к тому, о чём у нас с вами идёт речь, сложность заключалась вот в чём - США прокламируют себя как государство демократическое, что подразумевает равенство всех граждан. Равенство перед государством. Большинство и меньшинство равны. И если большинство подвергает обструкции меньшинство, то и меньшинство имеет право делать то же самое. Писать книги, выпускать газеты определённой идеологической направленности, снимать фильмы, обращаться в суд. Большинство не может дискриминировать меньшинство, но
Всё это очень хорошо, но не следует забывать об уже состоявшемся идеологическом расколе (инициатором которого, напомню, само государство и было), а идеология это такой феномен, который требует слов и образов. Люди в подавляющем своём большинстве не могут мыслить абстрактно, "аморфно", мыслить "вообще", им нужен мысленный образ, проговоренный (обозначенный) перед тем словами.
Мозг человеческий жжётся глаголом и возмущённый разум закипает.
Большинство проговоривает словами меньшинство и создаёт хоть и некий, но при этом непременно конкретный образ этого самого меньшинства. И всегда с именем и фамилией. "Либерал Борис Немцов." Это очень удобно. Любой представитель большинства может в любой момент мысленно поколотить виртуальную грушу, в которой для него воплощён образ "либерализма".
Абсолютно то же самое верно и для меньшинства. Оно точно так же создаёт для себя образ "охранителя" и дарит его реальными именем, отчеством и фамилией. И совиными крылами.
Люди почти никогда не воюют "за" что-то, обычно они воюют "против" чего-то, против чего-то такого, что им не нравится. А создать образ того, что людям не нравится, очень легко. А уж государству это раз плюнуть. И слюны у государства во рту - ого-го! И нормальное (субъектное) государство делает именно это - оно само создаёт большинство, оно само создаёт меньшинство, и оно же само услужливо создаёт "образы" как большинства, так и меньшинства и бескорыстно их дарит большинству и меньшинству. "Нехай играются!"
Разжуём эту мысль до конца - оглядываясь назад, в конец 40-х и начало 50-х прошлого столетия, становится очевидным, что СССР не следовало останавливаться на "расколе", а нужно было, не мешкая, позволить "космополитам" заиметь свою газету, своего диктора на радио, свою киностудию итд. Такой шаг позволял с одной стороны лишить меньшинство ореола "мученичества" (в его собственных глазах!), а с другой он делал большинство сильнее, так как заставлял бы идеологов "охранительства" отвечать на вызов, на "клевету". Не знаю, рассматривался ли такой сценарий (скорее всего нет), но идеологический и объективно неизбежный раскол имел своим следствием лишь такую примитивность как шельмование самим же государством созданной оппозиции и политические репрессии. Результат - новый раскол в 1956 году, причём раскол в значительной мере стихийный и плохо государством контролируемый и уход инакомыслия "на кухни".
И это ещё не всё, если уж мы завели речь о том "как надо бы" и хотим дойти до конца логической цепочки, то выглядит он так - помимо предоставления меньшинству "права голоса" и возможностей этот голос подать в виде газет-театра-радио нормальному государству следует дать меньшинству ещё и мишень, которая притянет к себе глаза меньшинства.
Немножко в сторону с тем, чтобы предупредить напрашивающиеся и ожидаемые вопросы и возражения. В рассматриваемой нами ситуации риск неконтролируемого создания меньшинством политической партии ничтожен. Невозможна политическая партия, которая объединит людей, "желающих странного". Такие люди есть везде и они либо вообще не идут в политику, либо становятся членами уже существующих партий, демократической, скажем, или республиканской. "Странное" у каждого своё, его невозможно проговорить словами и нельзя создать образ "странного". "Странное" это недовольство существующим порядком вещей. И это недовольство можно канализировать.
Мишенью.
Сосредоточить "существующий порядок вещей" в одной политической фигуре. А потом позволить хотящему странного меньшинству не только иметь свои газету-театр-киностудию, но ещё и дать ему возможность писать в своей газете и ставить в своём театре крамолу на эту фигуру. А потом, когда разум дойдёт до точки закипания и запузырится, гласно и с помпой отправить фигуру в отставку. А с учётом исторически сложившихся российских реалий лучше даже бы и расстрелять.
И какие-то интуитивные догадки у тогдашних властей СССР были, как были даже и расстрелы. Но только у меньшинства не было своего голоса и расстреливаемых расстреливали как агентов иностранных разведок, что вызывало обоснованное недоумение и глухое, не проговоренное словами недовольство, не говоря уж о том, что и недовольных время от времени постреливали тоже и тоже как шпионов. А ведь правду говорить легко и приятно, и ничего не стоило позволить опубликовать в оппозиционной газете серию разоблачительных статей и снять пресловутую фигуру не только с поста, но и вообще с доски. Не за глупое шпионство, а за предательство идеалов, лицемерие и воровство в особо крупных. "Спасибо бдительному меньшинству." Что, большинство обиженно засопело? Ну так мы быстренько сварганим процессик по делу редактора газетки, которая в желании странного вышла в астрал, но только обвиним мы его в чём-то реальном. Не реальном реальном, а в том реальном, чего ждёт от редиски "молчаливое большинство". А когда большинство возликует и занесётся, мы какого-нибудь твердокаменного охранителя поймаем не на странном, а на очень даже земном да и - в Магадан его. Не на яхте, а в трюме парохода угрюмого.
Что, трудно? Ну, во-первых, для кого как, а, во-вторых, другие государства давным давно выучились поступать именно так и ничего, живут не тужат.
Да вот возьмём хотя бы того же Форрестола. Государство мигнуло одним глазом и назначило в политическое меньшинство "комми" и сочувствующих. Большинство возликовало, что оно к коммунизму никаким боком и вызверилось на левых. Однако государство мигнуло другим глазом меньшинству и перья забегали, заскрипели. Джеймс Форрестол был преподнесён обществу на блюдечке с голубой каёмочкой и преподнесён как "махровый реакционер". Одни этому обстоятельству обрадовались, другие тому же самому огорчились.
Форрестол попал в "мишени" потому, что он был слишком силён. И в какой-то момент государству показалось, что он не только силён, но ещё и амбициозен. Атака левых сил на Форрестола убивала двух зайцев сразу - левые получали сахарную косточку ("Форрестол - человек, который ни при каких обстоятельствах не должен быть допущен к власти!"), а сильные мира вешали на конкурента гирю, с которой отныне ему приходилось ходить. Эти ограничители и предохранители припаивались к "образу" Форрестола загодя и предусмотрительность имела причины, уже многими годами спустя сделавший карьеру и съевший в политике собаку под пудом соли бывший специальный помощник Форрестола Маркс Лева отзывался о нём как о superhuman, то-есть как о сверхчеловеке. Сравнивая Форрестола с МакНамарой и отдавая МакНамаре должное, Лева вместе с тем заметил, что если поменять их местами, то МакНамаре вряд ли удалось бы проделать то же, что проделал в годы войны Форрестол.
Травлей Форрестола в левой печати не ограничились и помимо махровости к сверхчеловеку усилиями всё того бдительного в своей искренности Дрю Пирсона прилепили ярлык антисемита. Молчаливое большинство под махровостью понимало главным образом махровый халат, а чей бы то ни было антисемитизм ему был до лампочки, но вот меньшинство при этом известии буквально взвилось.
Был ли Форрестол антисемитом? Чёрт его знает. Но очень многое о нём говорит следующая сценка: в 1946 году Джон Коннор (another John Connor), много лет работавший с Форрестолом и занимавшийся подбором кадров в его "команду" предложил работу Марксу Леве (помимо прочего выбор пал на Леву потому, что он, как и Коннор, был выпускником Гарварда). Прежде чем согласиться, Лева спросил Коннора знает ли об этом предложении Форрестол, на что Коннор сказал, что он этот вопрос с Форрестолом уже утряс. Лева согласился. Ему выделили кабинет и он приступил к ознакомлению с делами. На второй день дверь в его кабинет неожиданно распахулась. На пороге стоял сам Секретарь по делам Флота во плоти.
– Если не ошибаюсь, вы ведь еврей?
– не поздоровавшись, спросил он.
– Да, - ошарашенно ответил Лева на этот неожиданный вопрос.
– Хочу вам сказать, что здесь это вам не поможет, - сказал Форрестол, развернулся и, прикрывая за собой дверь, добавил: "Но и не помешает."
138
Причина, по которой в нашем повествовании всплыл "антисемитизм" Джеймса Форрестола, станет вам понятна в дальнейшем, но, прежде чем к дальнейшему перейти, сделаем очередное отступление. С одной стороны оно нас развлечёт, а с другой нам без этого отступления никуда, так как оно в очередной раз поможет нам восстановить временной историко-политический контекст.