Двинские берега
Шрифт:
Таня и правда как прилипла к окошку, задумалась и ушла в свои воспоминания. Она удивлялась, что Эля даже здесь дергается и кричит, ведь кругом разлито такое спокойствие и красота, невозможно этого не чувствовать и не отдаться этим чувствам, забыв хоть на час о городской суете и бешеном ритме жизни.
– Бабушка, смотри какая красивая птичка!
– Где, Лара, а вижу. Это снегирь, в городе их редко встретишь. Это он на рябинку прилетел, после заморозков она сладкая становится, вот и спешит полакомиться.
Таня гладит рукой шероховатые бревна, почерневшие от времени. Кажется, только закрой глаза
– Смотрите, здесь открыто, давайте зайдем.
Огромный, двухэтажный дом, высокое крыльцо и дверь приоткрыта, как будто приглашает зайти.
– Нет. Нам пора в обратный путь. У меня выходной, а я еще толком не отдохнула – Эля говорит резким, сухим тоном. Слова сыплются как градины среди летнего дня. Также неожиданно и неприятно. Сейчас Лара закапризничает, Эля начнет кричать, Таня смиренно ждет скандала, но внучка просто убегает опять в сторону лужка. Нет, так нет. А жаль. Таня бы зашла туда и просто посидела с закрытыми глазами.
– Мама, хватит мечтать смотри под ноги, кругом лужи и грязь. Здесь тебе не городской тротуар, будь внимательнее.
Когда они сели в автобус и Лара мгновенно уснула на коленях у Эли, Таня все-таки решилась спросить.
– У вас все нормально? Ты какая-то нервная, может случилось что?
– Случилось – Эля говорит отрывисто, как выплевывает слова – у Олега на стройке неприятности. Травмирован рабочий, а отвечать ему. Премии лишат квартальной и выговор могут влепить. Хорошо хоть инструктаж проведен был по технике безопасности, а то ведь стрелочника всегда найдут.
Премии у Эли больше чем зарплата Олега. С одной стороны, Эля рада, но с другой стороны – Олег вечно недоволен фактом, что жена получает больше его.
– Да какая разница, главное не бедствуете, можете себе позволить в отпуск съездить или в дом купить необходимое.
Разница конечно есть. Тут Таня лукавит.
– Уходи ты от него. Ну сколько еще мучиться будете? Ведь ты его не любишь и никогда не любила.
Стерпится – слюбится – это не про Элю. Она всегда была самостоятельная и независимая.
– Куда я пойду? Квартиру нам не разменять, а жить как чужие после развода – тоже не сахар. Я уж нажилась в коммуналках.
– Ко мне возвращайся, твоя комната свободная.
– Это за шкаф? Нет уж, лучше замужем в своей квартире хозяйкой, чем у тебя разведенной женой. Да еще в квартире, где свила гнездышко Галчонок.
Эля усмехается, представляя, как «обрадуется» жена брата, узнав, что Эля с дочкой будут жить у матери. Нет уж, не доставит она такой радости ей.
Таня часто вспоминает тот осенний день, то окошко в прошлое. Заглянула одним глазком и задумалась, а есть ли оно, счастье? Может счастлива была, когда сидела у такого окошка и пряла нитки?
Они как-то спорили с Ольгой, где лучше жить. Ольга доказывала, что деревенская жизнь правильнее, честнее.
– Значит я неправильно живу в городе? Разленилась
– А молодежь то в город все устремляется. Покрасивее, да полегче жизнь выбирает. Мало кто тут остается, вот и ты ведь могла бы ко мне приехать. Жили бы вместе, дети все взрослые, сами уж разберутся в своей жизни.
Может Ольга права, надо бы поехать, да пожить у нее несколько месяцев, да вот только болячки одолели и ноги едва ходят.
– Куда тебе ходить? Сиди на печке, да кости грей – это Ольга шутит так. У нее и не печка, а так плита больше, а в комнате и подавно, одно название, что печь. Вот бы на русскую завалиться, да прогреть колени, но где теперь такие остались? Только в Заболотье, в старом заколоченном доме, доживает свой век. Скоро ничего не останется от того места, от той памяти, которая умрет вместе с ней.
Глава 12
Когда на дворе осень жизни – многое меняется. Ты замечаешь любые изменения вокруг себя, в тебе просыпается любопытство и желание запомнить каждый момент уходящего дня.
Проходя по знакомым улицам раз за разом, сложно подметить изменения, хотя центр города долго оставался нетронутым. По Воскресенской еще в конце девяностых стояли покосившиеся избенки и паслись козы.
Есть в центре Архангельска особая улица. Она как заповедник деревянного зодчества. В 60-х годах городская власть приняла решение не застраивать этот район панельными домами.
В конце 18 века эта улица называлась Большой Мещанской, затем проспект получил имя Средний (по своему расположению между двумя длинными проспектами: Троицким и Ломоносова). Затем назывался Псковским, а в 1921 году получил имя Фёдора Степановича Чумбарова-Лучинского — революционера, поэта и журналиста, который когда-то жил на этой улице.
В начале 1980-х годов в Архангельске было принято решение по созданию на проспекте Чумбарова-Лучинского «заповедной улицы» — разместить здесь все типы домов, которые можно было встретить в застройке Архангельска конца 19 — начала 20 века. Таких домов набралось несколько десятков, все они по-разному были значимы и важны. Часть из них стоят на своих исторических местах, некоторые были перенесены, а какие-то воссоздали заново.
Таня любила старые архангельские особнячки. Они напоминали ей о детстве и юности, чем старше она становилась – тем больше соотносила себя с ними. Обветшалые фасады еще не утратили своей былой красоты, но приметы времени все заметнее наметанному глазу. Если не подновлять и не ремонтировать – со временем деревянный особняк превратится в развалину. Время неумолимо к людям и деревянным постройкам. Многое утрачено и остается только в памяти, пока человек живет.
Память Таню стала подводить. Какие-то бытовые мелочи она частенько забывала, но обиды на детей как кривой гвоздь – крепко сидели в душе и не так-то просто забыть о них или выдрать. Ранка то останется и будет болеть.