Двинские берега
Шрифт:
Глава 4
Виновата она перед дочерью, не отмолишь свою вину за всю оставшуюся жизнь. Когда первенец умер, она измученная душой и телом, зареклась иметь детей и долго отказывала мужу в близости. Это было невиданно и неслыханно по деревенским меркам, но ведь она – образованная, плевали ей вслед завидущие соседки. У Тани были густые, волнистые волосы, пепельного оттенка, волной струящиеся до самой поясницы. После бани, она лишь расчесывала их и не пряча под платок, гордо шла домой под
Когда родилась Эля, муж как будто немного помягчел, растаял душой, а вот она не испытывала к девочке нежных чувств. Уж очень похожа была Эля и характером, и внешностью на мужа.
Она с дочкой каждое лето ездила к сестре в Верхнюю Тойму. Прокатиться по реке для нее всегда за радость и Эле нравились их поездки. Вот только с сестрой они плохо ладили, часто ссорились по пустякам, теперь уж и не вспомнишь из-за чего. Ольга считала, что мужа ей надо бросить и переехать к ней. Таня больше отмалчивалась, но чувствовала себя неуютно, разряжала обстановку маленькая Эля.
– Тетка Ольга, отдай мне эти занавески с кошками, мама сошьет мне новое платье. Тебе ведь не жалко? – огорошив в очередной раз тетку, девочка лукаво замолкала и ждала реакции. Ольга каждый раз терялась перед этой маленькой девочкой, рассуждавшей не по летам серьезно.
Таня сама не уставала дивиться на дочь, вспоминая ее серьезный, тяжелый взгляд и странные недетские разговоры. Порой ей казалось, что с Элей что-то не так. Дочка почти не играла, очень рано научилась читать и любила слушать граммофон. Могла часами сидеть и слушать одну и ту же пластинку.
– Ох, не к добру это, лучше бы бегала и шалила как все дети – жаловалась Таня соседкам.
– Да ну тебя, она еще даст тебе прикурить – отшучивались бабы, не понимая забот Тани. Их дети росли как сорная трава на улице.
– Ты ее к хозяйству приучай, раз играть не хочет. Нечего барыней сидеть, дело ей дай по силам.
Таня хорошо шила, вышивала, пряла самую тонкую пряжу, но больше всего любила полежать с книжкой. Очень часто чувствовала себя усталой, даже больной, но объяснить, что болит не могла.
– Вечно ты нездорова – ругался муж, затапливая печь – спать поменьше надо по утрам, а вечером пораньше ложиться, а не с книжкой до полночи сидеть.
– Я уснуть долго не могу – виновато оправдывалась Таня. Бессонница уже тогда мучила ее, особенно летом, в светлые ночи, когда солнце почти не садилось и светло было как в пасмурный день. В такие ночи, Таня часто засиживалась у окна с книгой или шитьем. Василий не понимал этого и злился, считая, что Таня делает это назло ему.
– Зачем ты его терпишь, Татьяна – сестра изредка навещала их в свой отпуск. Замуж она так и не вышла, хотя директор школы пытался ухаживать за красивой гордячкой.
– А кому я нужна с детьми, без профессии в городе? В деревню ехать прикажешь? Нет, хватит с меня коровников холодных, да мужичья пьяного. Это по молодости романтика, а под сорок лет, да с детьми…Им учиться надо, а в деревне сама знаешь – Таня отводила глаза, ведь сейчас Ольга вспылит и раскричится, что в деревне школа не хуже. Вот только не будет там никакой перспективы у ее детей. Особенно для младшего – Сереженьки – ее любимца и баловня.
Они уже тогда жили несколько лет в Архангельске, и Таня мечтала, чтоб Ольга перебралась в город. Да, с жильем здесь плохо было, но в общежитие ей бы дали комнату. Она уже потеряла надежду, что Ольга выйдет замуж, но очень хотелось
Когда переехали в Архангельск, Таня с надеждой думала, что хотя бы коммунальные проблемы решены и ей будет облегчение в домашних хлопотах. Она слышала, что в городе вода сама льется из крана, не надо бегать за водой и на двор в уборную. Это оказалось правдой. И пусть кран был только на общей кухне, где заправляло несколько хозяек, а полоскать белье привычно ходили на речку – для Тани по первости все эти блага казались раем. Вот только человек быстро привыкает ко всему хорошему и опять ему чего-нибудь не хватает для счастья. Да и какое там счастье ее ждало, если через два месяца началась война. И пусть линия фронта была далеко и ужасы оккупации их миновали, для каждого человека эта война не только общая была, народной, но и персональной. Может не все тогда это понимали, Таня тоже не сразу это осознала, но жизнь заставила взглянуть ее на многие вещи по – новому.
Таня хорошо помнит тот день, когда приступ боли ее скрутил на самом крыльце дома. Тут она и рухнула как подкошенная. Первый раз это случилось во время войны, в 1943. Тем летом, она ездила в деревню сажать картошку. Все было неплохо, родня мужа встретила как родную. Таня все свободное время от огорода проводила в лесу. Вроде как за грибами, да за малиной, а сама сядет на пенек и вспоминает, как они тут с мамой сидели. Вроде давно это было, сама уж мама, а воспоминания о тех днях все не отпускали. И поехала она в деревню, даже не столько из-за картошки, а соскучилась по хмурым елям, веселым соснам. По белому мху сосновых боров, где можно гулять как в парке солнечным ясным деньком и купаться в лучах света. Эти лучи, пропущенные сквозь ветки, пронизывают все пространство и растворяют все печали в душе. Только здесь, в сосновом бору, можно хоть на время забыть, что идет война, гибнут люди. Вдыхая смолистый воздух, забываешь о прошлом, о потерях и боли и рана на сердце немного затягивается. Здесь, в лесу, время растворяется, останавливается и катится вспять. Вот она, молодая девчонка собирает малину с подругами и рассказывает всякие небылицы про леших и ведьм. Кто-то заворочался в кустах, засопел и девчонки с визгами и хохотом, бегут стремглав, побросав корзинки, полные ягод. Как хорошо тогда было, знала ли она об этом, догадывалась ли?
По приезду в город, она попала в больницу.
Страшно ли умирать в тридцать лет? Сейчас, она пыталась вспомнить все свои ощущения, но память молчала. Она только помнила отрывки разговоров и странные фразы, которыми перебрасывались муж и врач в больнице.
– Да краше в гроб кладут. Зачем вы ее выписываете, она же умрет дома.
– Она умирает, мы ей помочь не можем. Лекарств нет. Если бы не война, я бы рекомендовал санаторно-курортное лечение. Минеральные воды, усиленное питание, отдых.
– Так что, вы ее умирать выписываете? Чтоб дома померла, на глазах у детей?
Муж что-то еще кричал, доказывал. Рассказывал про маленького Сережу, про ответственную работу, на которой он пропадает целыми днями. Таня уже не слушала, она все пыталась понять, страшно ли ей умирать.
Сейчас, на склоне жизни, когда старость и болезни замучили, она точно знает, что умирать не хочет. Хотела бы еще пожить, пока на своих ногах. Вот только бессонница одолевает, спать почти не может ночью, а поутру лежит и дрыхнет до обеда как колода неповоротливая. Как старая сосна, срубленная под корень, но не потерявшая интерес к жизни. Таня смотрит в мутное зеркало, пытаясь разглядеть тени давно ушедшего прошлого.