Движение солнца
Шрифт:
причиной смерти двадцатичетырехлетнего парня, нашего проспекта Ровера, повинен в
том, что Лилли подстрелили и пытали. Все это — причины, по которым Уайетт должен
понести заслуженное наказание. Голосование анонимное.
168
Оно было таковым, но СиДжей опустил голову, словно произнося молитву, прежде
чем поднять глаза, и с жестким взглядом проговорил:
— Я «за».
Несмотря на беспокойство,
железные пруты, Исаак чувствовал облегчение. Он не знал, что бы он делал, если бы
голосование прошло не так, как он того ожидал.
— Принято. Он мой. Держите его до тех пор, пока я не смогу добраться до него.
— През, постой, — Шоу поднялся на ноги, и Исаак повернулся к нему, готовый к
борьбе. Шоу поднял свои руки вверх. — Я знаю, что ты хочешь покарать его. Я понимаю
твое желание. Но я хочу попросить тебя перевести дух. Мы убрали девочек и
хэнгараундов из клуба. Только так мы можем удерживать его в ожидании наказания. Но
чем дольше мы удерживаем его, тем больше возрастает риск. Ты хочешь разобраться с
ним и оставить Лилли? Или же ты предпочтешь остаться с ней и позволить нам
разобраться с ним? Выбор за тобой.
Работа Шоу состояла в том, чтобы возвращать Исаака в реальность. Именно поэтому
он хотел именно его на должность ВП, чтобы тот укрощал его неуемный нрав. И он был
прав. Но сейчас все, чего хотел Исаак, это разбить его лицо. Он резко повернулся и
схватил вазу с цветами, бросая ее через всю часовню. Брошенная ваза достигла стены и
ударилась об нее, разлетаясь на мелкие кусочки. Опираясь рукой на небольшой алтарь,
Исаак попытался вернуть себе контроль. ОН должен был убить его. Он нуждался в том,
чтобы чувствовать, как жизнь по капле покидает тело этого предателя. Он отчаянно желал
отнять его жизнь для Лилли.
Он не смог бы оставить ее. Он не сделает этого.
Исаак вновь повернулся к своим братьям. Его взгляд остановился на Лэне, а не на
Шоу, и он проговорил:
— Ты и Виктор убьете его. Я хочу, чтобы он умер медленно и в мучениях. Срежьте
его чертовы нашивки с жилета. Я хочу, чтобы он смотрел, как его татуировку
принадлежности к клубу вырезают с его кожи. А также я не хочу, чтобы он был
похоронен рядом с его братом. И сожгите его гребаный жилет.
Лэн коротко кивнул, а Исаак вышел из помещения церкви и направился обратно к
постели Лилли. Он больше не оставит ее. Ни за что.
~oOo~
Дни пролетали, а Лилли все не приходила в себя. Он не отходил от нее дальше, чем
до приемного покоя, который находился в конце коридора. Его братья приносили
но большую ее часть он оставлял нетронутой. Медсестры — большая группа медсестер —
заставляли его иногда пить и время от времени есть, но он не чувствовал вкуса еды.
Дважды МК собирался на краткую встречу в приемном покое, и ежедневно Шоу
приходил к нему, чтобы посвятить в происходящее. Виктор и Лэн позаботились о
Уайетте. Оружие с Талсы было доставлено. МК повысило трех хэнгэраундов до
должности проспектов. У них никогда прежде еще не было три проспекта одновременно
— у них редко было даже больше, чем один — но проспекту можно было поручить
выполнение таких вещей, которых они не могли поручить хэнгараунду, откровенно
говоря, им была нужна рабочая сила. Они были небольшим клубом, и им предстояло
столкнуться с сильным врагом.
Мак Эванс, на данный момент, перешел на сторону «хозяев поля» и вслед за этим
получил резкий телефонный звонок от одного из помощников Эллиса, но Мак на этот раз
сразу же позвонил Шоу. На следующий день детей Уилла Келлера преследовали от дома
до остановки школьного автобуса на джипе с тонированными стеклами, который никто не
мог узнать. Уилл твердо стоял на своем, и МК оплатил поездку для его жены и детей во
Флориду к родителям его жены. Ситуация набирала зловещий оборот.
169
А Исаак едва находил место в голове, чтобы хоть на мгновение задумываться об
этом. Шоу посвящал его в происходящее, и Исаак просто кивал. Шоу предполагал новые
варианты действий, Исаак просто кивал. Он наблюдал за тем, как поднимается и
опускается грудная клетка Лилли, и просто кивал. Затем Шоу стискивал его плечо и
покидал его.
Они перевели ее из палаты интенсивной терапии, как только ее состояние
нормализовалось. Почти на протяжении трех дней они находились в отдельно палате, и
работники больницы принесли ему раскладное кресло. Он не стал заморачиваться и
пользоваться им. Он сидел как можно ближе к ней и ждал, желая, чтобы она очнулась.
Когда он спал, то всего-навсего дремал с краю ее кровати, не выпуская ее руку.
Первый день или несколько дней доктор Инглетон останавливалась, чтобы
поговорить с ним после того, как она осматривала Лилли. Она объясняла ему, что она
видела, что это значило, говорила о том, какие прогнозы были, по ее мнению. Но
последние пару дней она только лишь мрачно улыбалась и покидала палату, как будто
было нечего больше сказать.
А сказать было, на самом деле, нечего. Никаких изменений. Она просто не