Двое из будущего. 1901-...
Шрифт:
— Все, решено, — твердо заявил он. — Ты, давай, веди наших дам на представление, развлекай их, как можешь, а я убегаю творить историю. Справлюсь без тебя. Ты меня только прикрой перед Аннушкой. Если будет задавать вопросы, придумай что-нибудь убедительное.
Ох, не нравилась мне эта неожиданная поспешность. Не к добру это. Да и свидетелей того, что Мишка посещал театр, было предостаточно, и то, что он исчезнет тоже не останется незамеченным. И вопросы действительно возникнут. И не только у Мишкиной супруги.
— Может мне тебе нос разбить для убедительности? — предложил я. — Вот тебе и причина внезапного
— Не понял?
— Кровью запачкаешь сорочку, — пояснил я. — Любой тебя поймет и вопросы снимутся.
И Мишка, на пару секунд выпав из реальности, выдал другой рецепт. Оглянувшись и убедившись, что на него никто не смотрит, попросил его закрыть, а сам, прикрываясь платком, засунул мизинец в нос и, сморщившись, что есть силы ковырнул им. И кровь, обильно закапав, окропила белоснежную рубаху.
— Порядок, теперь можно сбегать, — удовлетворенно сказал Мишка, шмыгнув. — Теперь это железный аргумент.
Конечно же, Анна Павловна, едва подойдя и увидев испачканную сорочку, всплеснула руками и первым делом попыталась оттереть расплывающееся пятно платочком. Но, быстро поняв всю глупость, отложила свои попытки и сама уже предложила съездить домой, переодеться. И попыталась было составить ему компанию. Мишке стоило больших трудов ее отговорить.
— Не стоит, Ань. Ну, зачем тебе пропускать представление? Пропадут билеты понапрасну. Василий с Мариной тебе компанию составят, а потом до дома довезут. А я отлежусь пока, в себя приду.
Он, не дожидаясь ее возражения, подошел к гардеробу и затребовал свое пальто.
— И вправду, Аня, ну пошла кровь носом у него, ничего же страшного не случится. Сорочку запачкал — плохо. Если б не это, то никуда б он не поехал. Да?
— Именно, — согласился Мишка. — Нет, Анечка, не стоит надо мною трястись. У тебя был запланирован культурный выход, отдых от быта, вот и отдыхай. Без меня, конечно, но сама же видишь. Нельзя мне в таком виде.
Мы ее убедили. Она сдалась, расстроено выдохнула и помогла Мишка надеть пальто.
— Я не понимаю, — охнула она, заботливо застегивая ему пуговицы на пальто, — как так можно, Мишенька? Ну почему кровь?
— Не знаю, Анечка, — терпеливо отвечал он. — Давление, наверное. Целый день в голове шумит, аспирин пил — не помогал.
— И ты все же повез меня в театр? — покачала она головой. — Надо было дома остаться, полежать.
И Мишка лишь виновато улыбнулся.
— Думал ничего страшного. Пройдет. А оно вон как оказалось.
— Не думаете вы мужчины о своем здоровье, — недовольно сказала супруга Мишки, — все хорохоритесь, бодритесь, а как приходит время, то просто ложитесь и умираете. Нельзя так относиться к себе, беречься надо.
И в тон ей поддакнула Маришка:
— Да-да, я сколько раз говорила Васе, чтоб не обливался холодной водой — простудится. Но он же меня не слушает.
— Да ладно, было-то всего несколько раз, — возразил я. Тот опыт обливания месячной давности мне совсем не понравился и потому, через пару недель мучений я прекратил свое садисткое закаливание.
А меж тем, Мишка полностью облачился в пальто, напялил шапку и теперь лишь стоял, выслушивая заботливую отчитку супруги. Я видел, как он хотел отсюда сбежать, топтался, едва сдерживая свои ноги. Он взглянул на меня, моля о помощи.
— Ну, все-все, отпусти его,
— Ладно уж, езжай, — нехотя ответила она и передала свой носовой платок Мишке. — Вот, возьми. А свой выброси уже.
Что-то Мишка себе там серьезно сковырнул. Кровь и не думала останавливаться, все текла и текла. Платок супруги он тут же приложил к носу, и, буркнув нам на прощание, поспешил выйти. Я напоследок ему крикнул:
— Снег приложи, быстрее остановится, — а когда за ним захлопнулась дверь, повернулся к дамам и, согнув руки в локтях, изображая хорошее настроение, предложил, — Ну-с, пройдемте в ложу, барышни. Уж нас-то точно никто ждать не будет. Представление начинается!
А по приходу в ложу меня ждал еще один сюрприз. А именно сам господин Куропаткин с супругой. Они уже сидели на мягких стульях и, вполголоса переговариваясь, посматривали на задернутую портьеру. Едва мы зашли, оба обернулись.
— Добрый вечер, — церемонно поздоровался я, скрывая удивление.
Куропаткин молча склонил голову и с интересом проследил за моими дамами. Удивило его то, что они обе зашли в ложу, держа меня под руку. Жена же его, бросив оценивающий взгляд, поприветствовала, но не найдя ничего интересного в наших персонах, снова обратила свой взгляд на прикрытую сцену. А затем, достав театральный бинокль, принялась тщательно разглядывать посетителей в партере и в соседних ложах. Похоже, заметила кого-то из знакомых, добродушно помахала ладошкой и улыбнулась уголками губ.
А меж тем я учтиво рассадил своих барышень, присел сам и, выдохнув, поймав кураж, громко сказал:
— Ну, все, мы пришли. Теперь можно и начинать!
Куропаткин хмыкнул в бороду, а его супруга неодобрительно скосилась на меня. Не понравилась ей моя выходка.
И словно кто-то из распорядителей только и ждал этих слов. Портьера скользнула в сторону и зрителям предстали декорации зажиточного мещанского дома. На неширокой оттоманке восседала симпатичная дама и лениво делала вид, что читает книгу, а другая молодая особа у стола что-то вышивала.
— Взошла луна, — громко продекламировала из книги читающая. — И странно было видеть, что от нее, такой маленькой и грустной, на землю так много льется серебристо-голубого, ласкового света…, - она оторвалась от страницы со вздохом, кинула небрежно книгу на колени. — Темно.
— Ах, зажечь лампу? — вопросила швея.
— Не надо. Устала читать….
В общем, я понял, что спектакли люблю я чуть-чуть больше чем оперы. Здесь смысла поболее, разговоры живее и эмоции кой-какие присутствуют. Но все равно, скука смертная. Уже после четверти часа я откровенно заскучал, зазевал и заклевал носом. То, что происходило на сцене, меня абсолютно не трогало. Горький, конечно, гениальный мужик, поднимал в своих произведениях остросоциальные темы, за что его потом и полюбили большевики, но вот его пьеса про внутрисемейные скандалы зажиточных мещан не лучшее его произведение. Когда он там «Мать» должен написать? Кажется еще до революции, да? Может воспользоваться ситуацией да и встретиться с ним, пригласить на свои заводы? Пущай проникнется нашей атмосферой, может чего другое напишет. Или заказать ему произведение, в эти времена такое практиковалось. Горький, в желании заработать, думаю, не откажет.