Двое из будущего. 1903 - …

Казакевич Максим Валерьевич

И я Алексееву высказал все свои опасения. Расписал в красках все свои страхи и попросил его поспособствовать тому, чтобы лента в Питере прежде попала в наши руки и мы смогли сделать с нее новый негатив взамен утерянного. И наместник, недолго думая, заверил меня, что укажет мою просьбу в письме к Николаю. Ну а перед тем, как передать ленту, он с укором произнес:

— Вот вы, дорогой Василий Иванович, столько времени уже в Артуре, а свою знаменитую синему мне так еще и не показали. А я, между прочим, и обидеться могу.

— Ваше Высокопревосходительство, —

вздохнул я, — я б с радостью вам бы ее продемонстрировал, но не могу по двум обстоятельства. Первое — я в Артуре не могу найти подходящее помещение для обустройства удобного просмотра. Те здания, что я подыскал для этой цели не подходят, слишком уж неудобные и маленькие. Вторая же причина это личный запрет Императора на показ этой ленты народу. Сами понимаете, ослушаться я не могу.

Но наместника оказалось просто так не провести. Он волевым жестом осек меня и произнес:

— Если вам Император запретил показ, то зачем вы взяли сюда свою синему? Уж не затем ли чтобы показать ее мне? Не надо юлить, я, все-таки не простой народ. Во мне течем императорская кровь! Поэтому, прежде чем вы передадите мне свою ленту, я приказываю вам мне ее показать. Чтобы мне знать о чем там речь идет, о чем зашумел британский двор. И если для вас нет подходящего помещения в Артуре, то поищите его в Дальнем. Уж там-то выбор куда как больший. И прошу вас настойчиво — сделайте это в кратчайшие сроки, — совсем уж жестко закончил он.

Залу для своего фильма в Дальнем я нашел без особых проблем. Там тоже был свой театр, захудалый, непопулярный, но помещение имелось вполне подходящее. Владельца даже уговаривать не пришлось, тот с радостью позволил арендовать зал на два месяца, а сам с труппой снялся с места в поисках лучшей доли. Говорили, что подался в Харбин. Там тоже много русских охочих до развлечений.

Обустройство у меня прошло по накатанной. Оборудование расставлено, экран расправлен и натянут, кресла для важных персон выставлены так, чтобы всем было удобно наблюдать. Я сам встал за аппарат, положил под патефонную иглу подходящую пластинку и, дождавшись, когда Алексеев со свитой умастят свои зады, начал показ.

Происходящее на экране восхитило их. Это действительно было великолепно. Нарядные костюмы, горделивые и величественные лица, великолепные, осанистые фигуры. И Император с Императрицей сняты с самой лучшей стороны. Ни тени усталости, ни толики раздражение — лишь ясные взгляды и приветливые улыбки. Много крупных планов, много танцев и веселья. И хоть мое кино было немым и пластинка не особо выручало, но действо на экране всех так захватило, что казалось зрители словно слышат ту музыку. А может просто по танцевальным па они догадывались, что именно сейчас играет и в такт неслышимой музыке, шевелили губами.

— Прам-па-па, прам-па-па…., тара-тара-та…, - только и слышал я шепот я сидевшего недалеко от меня статного генерала. Видимо, жизнь того покидала по балам, да по танцулькам, так, что эти музыкальные мотивы, словно армейские устав, навсегда засели в его голове.

Час пролетел как одна минута. Промелькнули

последние кадры, экран залился белым светом, и я поспешил отключить проектор. Потом махнул рукой и в зале разгорелась хрустальная люстра.

— Ну вот, это все, — произнес я, глядя на затылок наместника.

Тот словно очнулся, дернул головой.

— М-да…, однако…. Однако не зря вашу синему так расхваливали при дворе. Свое дело вы знаете туго. Я словно сам побывал на балу.

— Я очень старался, Ваше Высокопревосходительство. Никак нельзя было сделать посредственно, пришлось прикладывать все силы. Император тоже весьма лестно отзывался о моей картине.

— Да-да, картина производит впечатление. Она очень сильно отличается от всего, что я когда-либо видел. Насколько я понимаю, здесь все дело в вашей технике?

— Не только, но в весьма значительной части.

Он встал, одернул примятый мундир и прошел мимо поднявшейся свиты. Остановился напротив меня и с укоризной высказался:

— Представляете, господа, и вот эту вот синему от нас хотели скрыть! Не хотели нам показывать! И если бы я не настоял, то мы бы ее никогда бы и не увидели. Представляете?

— Каков хитрец! — вставил кто-то. И с осуждением спросил. — А почему он не хотел?

— Ну, думаю, не стоит его сильно пенять, — пресекая возмущение, ответил наместник. — Был прямой запрет на показ ленты для широких масс от Его Величества. Сами понимаете, господин Рыбалко никак не мог ослушаться. Но я-то, как носитель царской крови, не мог позволить пропустить подобное. Потому и взял на себя смелость и разрешил господину Рыбалко показать нам ее.

И его свита удовлетворилась ответом. О том, что Алексеев являлся внебрачным сыном Александра Второго не знал разве что глухой. Отсюда и привилегии у адмирала, отсюда и наместничество. Слышал, что со стороны матери у него в крови гуляет армянская кровь и потому иногда в его речи можно услышать едва уловимый акцент. Но так это или нет, мне доподлинно неизвестно, а всем слухам верить нельзя. И да, совершенно непонятно, почему Алексеев до сих пор не женат и не обзавелся детьми. Казалось, что такого в эти времена быть не должно, однако ж — вот, наглядный пример. Заядлый холостяк собственной персоной.

— Ну, а теперь, когда вы нам показали царскую балу, что вы нам еще собираетесь продемонстрировать? Не скромничайте, уж мы-то все читали о том, что вы показываете в столице. Пора бы и нашему захолустью приобщиться к новому искусству.

Что ж, пришлось чуть расширить свой показ и своим высокородным зрителям прокрутить свою первую картину "Два сердца и крепкий кулак". С Серафимом Озирным в главной роли. Действо на экране увлекло их сильнее, чем предыдущий фильм. Серафим был великолепен, спасая возлюбленную, крошил врагов направо и налево. Выбивал зубы, крутя вертушки, и вышибал ногою кабацкие двери. Зрители на едином дыхании проглотили ленту и в конце, когда Серафим впился в губы спасенной возлюбленной, зааплодировали. Подобного одобрения у меня даже в Питере не было — вот что значит соскучившаяся по зрелищу публика.