Двое из будущего
Шрифт:
– Слушай, Иваныч, я тебя спросить хочу....
– Ну?
– попытался было я отстраниться от щекотливой бороды, но старик цепко держал меня за рукав.
– Как тебе моя Маришка?
– В смысле?
– Как она тебе как баба? Только честно.
Я и не знал что ответить. Его дочь на лицо была приятна, голос нежный. Фигура..., про фигуру пока сказать ничего не могу - нынешняя мода не дает возможности ее разглядеть. Но, похоже, все было при ней. Зато характер у Марины Степановны чувствовался - с людьми она разговаривала так, что становилось понятно - все ей должны. Меня это
– Ну..., ничё так, - невнятно промямлил я. Старику это не понравилось.
– Ты не юли, отвечай. Как жопа, титьки? На мордашку славненькая, да?
– Ну да.
– Тогда женись на ней!
– огорошил он меня жарким шепотом.
– Девка она ладная, по хозяйству, да и так. Я тебе приданого богатого дам. Я вижу ты парень хороший, не балабол и не нищий студент. Делом, вижу, хорошим занимаешься. Ты ей понравился, это заметно - так почему бы и нет? Женись, а?
Я отстранился от него, удивленно вскинул брови:
– Жениться?!
– Да ты не кричи..., - зашипел мне в ухо Степан Ильич, - услышит еще, ругаться будет.
– Жениться?!
– еще раз воскликнул я, слегка понизив тон.
– Мы ж даже толком не знакомы.
– Да это ерунда, - махнул он рукой.
– Познакомитесь еще. Баньку растопим там и познакомитесь. Да не убегай ты, дослушай. Маришка у меня девка справная, красавица. По хозяйству всех баб заткнет, по морде, если надо, чужому человеку съездит - не испугается. Да не бойся ты, тебя она не тронет, ты ей нравишься.
Он цепко держал меня за локоть, не давал вырваться. Его борода неприятно щекотала мне шею, а жаркий шепот обжигал ухо. Я попытался было отстраниться, высвободиться из крепкой хватки, но не смог. Ильич еще крепче сдавил мою руку своими стальными пальцами.
– Так как, договорились? Ты подумай, приданое богатое будет. Тридцать тысяч дам! Богатство!
– он хотел было что-то еще сказать, но не успел. Его взгляд стрельнул куда-то поверх моей головы, железная хватка мгновенно ослабла, а сам он отстранился от меня, отодвинувшись на полметра, и принял вид скучающего и утомленного жизнью старика. Даже сгорбился слегка. Артист!
Я обернулся. А за моей спиной, уперев руки в бока, стояла грозная Марина Степановна. И взгляд у нее метал молнии.
– Что?! Опять?!
Ильич демонстративно откашлялся и полез в карман за папиросой.
– Что? Доча, ты о чем?
– Опять меня замуж выдаешь?
– Нет, что ты, что ты! Мы так, сидим просто, болтаем. Иваныч мне вот от своей жизни рассказывает. Так же, Иваныч? Так, где ты говорил, работаешь? В канцелярии, говоришь?
Я еще раз обернулся на грозную Марину Степановну. Наш разговор она, похоже, не слышала - могла только делать предположения. А Ильич отчаянно, но незаметно для дочери, семафорил мне, просил не выдавать его. И я его поддержал:
– Да нет же, говорю, Степан Ильич. Бизнесмен я.
– Кто-кто? Что за зверь такой?
– Предприниматель, - поправился я, косясь на дочь хозяина дома.
– Кто?!
– в очередной раз не понял старик.
– Э-э... фабрикант я, - наконец-то смог подобрать нужное слово.
– А-а, понятно. Ну, вот видишь, доча, Иваныч человек серьезный и
Она не верила ему, насуплено смотрела сверху вниз.
– Это правда?
– спросила она меня.
– Конечно, правда, - спас я хозяина дома.
А она недоверчиво сверлила взглядом своего отца, но доказательств у нее не было. И потому, ограничившись показанным невеликим, но крепким кулачком, развернулась и пошла куда-то по своим делам. А ее бедра, прикрытые полами драпового пальто, как качели принялись выписывать аппетитные восьмерки. Ильич вздохнул расслабленно. Достал папиросу из пачки, прикурил от спички. Глубоко затянулся, выпустил дым в сторону и, толкнув локтем меня в бок, сказал:
– Видал, какая у меня дочь выросла. А ты..., - и сплюнул под ноги. А когда папироса была докурена и отброшена в ближайшую лужу, он спросил меня.
– А ты и вправду фабрикант или просто дурачком прикинулся?
Степан Ильич оказался успешным купцом. У него были свои торговые лавки, склады и несколько десятков работников. Занимался он, если говорить по современному, оптовой торговлей. Закупал различные ходовые товары в окрест лежащих губерниях и перепродавал мелким оптом московским дельцам. Двое старших сыновей помогали ему и часто, когда глава семейства уезжал куда-либо по делам, замещали его. Он с гордостью рассказывал о своем предприятии, в красках описывал свою трудовую деятельность и заразительно смеялся когда рассказывал какую-нибудь смешную историю произошедшую в лавке или на складе.
Я не остался в долгу - рассказал о своем предприятии. Поведал о сложностях в производстве наших изделий и даже продемонстрировал скрепку, что случайно завалялась в кармане испорченного пальто. Ильич слушал внимательно, кивал головой и временами усмехался. После рассказанного он проникся ко мне уважением. По крайней мере, мне так показалось.
А утром следующего дня я решил съехать из гостиницы. Глава семейства Мальцевых сумел настоять на том чтобы я остался жить у них. Хотя бы до тех пор, пока эти ужасные раны на голове не заживут. Убеждал меня, что обязан мне гостеприимством из-за хулиганского поступка младшего сына. Он меня убедил, да и отказываться было неудобно - уговоры были такие жаркие, что легче было проскакать десять верст на Бурном, чем отказаться. Подозреваю, что он не оставил своей затеи свести меня со своей дочерью.
В гостинице меня узнали, ужаснулись моему забинтованному виду, посочувствовали несчастному случаю. Служащий за стойкой с разочарованием рассчитал меня, а затем, когда деньги были приняты, сообщил:
– Господин Рыбалко, на ваше имя вчера пришла телеграмма.
– Откуда?
– удивился я.
– Из Санкт-Петербурга, - и с этими словами он подал мне бланк, на котором от руки был написан короткий текст. А там было всего несколько коротких слов - "У нас ЧП. Приезжай". Подписи не было, но и без нее было понятно от кого оно. Служащий встревожено наблюдал за мной, опасался неведомо чего.