Двое из будущего
Шрифт:
И убежала, не забыв искоса бросить взгляд на мой голый мускулистый торс. Я лишь удивленно проводил ее взглядом и уже в пустоту пробормотал:
– А умыться?
Что ж, пришлось спускаться вниз с немытой рожей. Но прежде я оделся и сбегал до клозета, что одинокой будкой торчал в углу двора.
Комнату для приема пищи я нашел сразу же. Самая большая в этом доме, с широким овальным столом по центру и с десятком крепких стульев по окружности. И за столом уже сидела моя спасительнице Мария Степановна и какой-то неизвестный мне мужик под пятьдесят лет с окладистой с проседью бородой
– Утро доброе, - поздоровался я, слегка неуверенно. Как я понял, мужик с бородой был главой семейства.
– И вам доброго утречка тоже, - охотно откликнулся мужик и поднялся со стула.
– Меня зовут Степан Ильич... Мальцев,- он подошел ко мне и протянул руку.
Я, в свою очередь, представился тоже.
– Рыбалко Василий Иванович.
– Что ж, рад встрече. Прошу присаживаться, у нас завтрак в самом разгаре, - и широкой мозолистой ладонью он показал мне на стул. И сам он вернулся на свое место и продолжил уничтожать поданное на завтрак.
– Мне моя Маришка рассказала о вчерашнем происшествии. Вы и вправду неважно выглядите, - сообщил он, после того как прикончил последний блин на своей тарелке.
– Я должен перед вами извиниться за своего лоботряса.
– Ну что вы, не стоит, - любезно попытался принизить значимость случившегося и легко коснулся повязки на лице.
– Все произошло случайно.
– А я и не сомневаюсь, что это было случайно, - охотно согласился Степан Ильич, вытирая жирные руки о полотенце.
– Если бы это было специально, то я б Петьку собственными руками задавил. А так просто выдеру его - с неделю на пузе спать будет, - пообещал он и многозначительно повернул голову к своему нерадивому отпрыску. А тот еще больше склонил голову над полной кашей тарелкой и, казалось, забыл как дышать.
– Ну, бать...
– попробовал было он возразить, но отец звонким подзатыльником его осек.
– Молчать! Ешь давай, чего носом кашу пашешь?
– и мальчишка послушно опустил серебренную ложку в тарелку с уже остывшей размазней.
После завтрака, когда хозяин дома поднялся из-за стола, а следом за ним и его дети, он сказал мне:
– Не возражаете, Василий Иванович, если мы прогуляемся?
– Конечно, отчего ж нет?
Он кивнул, жестом отправил своего провинившегося сына прочь с глаз и пошел на выход. Я следом, а за мной, чего я не ожидал, и Марина Степановна. Мы вышли во двор усадьбы, хозяин прикурил толстую папиросу, предложил мне. Я отказался.
– Ну и правильно, - сказал он мне с непонятно интонацией в голосе.
– Курево, дохтора говорят, вредно. Надо и мне бросать, а то кашель по утрам донимает. А вы как бросили?
– Я, вообще-то, и не курил, - удивил его я.
– Правда? Надо же.... Ну, ладно, пойдем, Иваныч, покажу тебе своего красавца.
И мы втроем прошли до одной из хозяйственных построек, коей оказался стойлом.
– Вот, смотри, Иваныч, какой у меня конь! Огонь! Красавец!
И торопливо затянувшись пару раз, а затем отбросив в лужу недокуренную папиросу, подошел к могучему коню. Жеребец, увидав хозяина, радостно закачал головой, фыркнул, стукнул подкованным
– Бурно?й, - с гордостью проговорил хозяин и, достав из кармана припасенный кусок сахара, угостил им коня. Жеребец жадно уткнулся мордой в широкую ладонь и довольно захрустел куском рафинада.
– Видишь, какой у меня конь, Иваныч! Целое состояние за него отдал - из Нижнего с ярмарки его мне пригнали. Красавец, правда?
– Да, - вынужден был я согласиться. Конь и вправду был загляденье. Мощный, мускулистый, в каждом его движении чувствовалась сила. А черная шкура в солнечных лучах, что проникали в стойло, лоснилась мелкой цветной радугой.
– Красавец!
– еще раз воскликнул хозяин семейства и довольно хлопнул коня по упругому крупу. И глубоко вздохнул.
– Только нельзя такому коню в стойле долго стоять - ему выгул нужен. А у меня времени нет, понимаешь? Зато у Петьки его хоть отбавляй, вот он и выгуливает Бурного после гимназии. Да только увлекается он....
Я кинул и тут же вспомнил о швах наложенных на затылок, что врезались в кожу.
– Молодой он, ты уж прости его. Я всыплю ему по первое число, научу разуму.
Я вздохнул. Как можно было отказать такой просьбе? И я пообещал Степану Ильичу, что зла держать на мальчишку не буду - сам в детстве был такой.
– Вот и славно, Иваныч. Спасибо тебе. А Петьку я со следующего года в кадетское училище отдам. Любит на конях скакать - пусть скачет, только с пользой. Там из него быстро всю дурь выбьют.
– А сам-то он хочет этого?
Степан Ильич хохотнул, а Марина Степановна улыбнулась смешной шутке.
– А это мы сегодня и узнаем.
Я понятливо покивал. Судьба детей в эти времена редко решалась самими детьми. Чаще всего их будущее определяли родители. И я поддакнул отцу семейства присказкой из будущего:
– Нравиться, не нравиться - терпи моя красавица?
Степан Ильич откровенно заржал, запрокинув голову, затряс бородой мелкой судорогой. Думал, что Марина Степановна покраснеет от пошлости, но нет, она улыбнулась скабрезной шутке. Какая ж, однако, интересная дама - вида крови и рваных ран не боится, к пошлым шуточкам относится с пониманием и, похоже, они ей даже нравятся. Готов поспорить, что она и голову петуху может свернуть не поморщившись и котенка ненужного утопит без душевных колебаний.
– Ну, ладно, - отсмеявшись и вытерев с уголков глаз слезы, сказал Степан Ильич.
– Ты, доча, иди, я тут с нашим гостем побалакаю. А Петьке скажи, чтоб на лавку ложился и порты снимал. И розгу пусть покрепче выбирет.
– Хорошо, - ответила она охотно.
– Только ты, папенька, не долго. Нашему гостю доктор прописал полный покой и постельный режим.
– А то ж. Мы просто погуляем, да поговорим. Не расклеится он, иди.
И она ушла, еле заметно мне улыбнувшись. Подобрала подол платья и величаво, словно венценосная особа, пропарила над лужами. Отец проводил ее взглядом, хмыкнул чему-то своему, да и потянул меня за рукав в сторону. Выволок со двора на улицу, насильно усадил на лавку у палисадника. Сам ухнул рядом, быстро оглянулся на закрытые окна дома и вполголоса жарко зашептал мне в ухо.