Двое из трех
Шрифт:
— Это даже не имеет смысла, — сказала я.
— Я знаю, что для тебя — нет, но для меня имеет. Ты… ты олицетворяла хорошее в такое плохое время. Ты была как награда, когда я делал что — то не так. Наверное, это была испорченная форма позитивного подкрепления, — он потер свои закрытые веки. — Я боялся, что если увижу тебя снова, я вернусь к мальчику, которым был в БэтлФоллс. Каждый раз, когда я говорил с тобой по телефону, я чувствовал такой же всплеск эмоций, когда мы были вместе. Я понятия не имел, что произойдет, если я увижу тебя лично, и поэтому я перестал звонить тебе и отвечать
Возбуждение связано с дофамином.
Дофамин связан с любовью.
— Это невозможно, — прошептала я, чувствуя проблеск надежды.
— Ты о чем?
— Неважно, — я быстро покачала головой. Я проглотила глоток воздуха, внезапно почувствовав себя невероятно легкомысленной. Я не хотела сразу наступать и говорить: «я думаю, что ты тоже любишь меня», но мне нужно было, чтобы он увидел, что я не была спусковым крючком для безрассудства.
Осторожно подбирая слова, я сказала:
— Я не думаю, что всплеск, который ты чувствовал, имел отношение к плохому.
Его глаза, наконец, открылись, глядя на меня, как будто я только что говорила на иностранном языке.
— Ты не можешь этого знать.
— Я знаю, потому что…
Я чувствую то же самое, когда я рядом с тобой.
Решив, что это не время и не место, я сменила тему.
— Если ты все время планировал нанять медсестру для своей матери, зачем вообще так надолго возвращаться? А еще важнее, почему ты устроился на работу к нам?
Это был вопрос, который я задавала раньше, но он все еще остался без ответа. Я молилась, что, возможно, в этот раз он ответит мне.
— Если только тебе не некомфортно, — добавила я с сарказмом.
Подмигнув, он медленно кивнул головой.
— Мой отец сказал мне, чтобы стать лучшим человеком, иногда приходится делать то, чего не хочешь.
Как я.
— Как бы ни мучительна для меня была встреча с мамой, я знал, что должен это сделать. Я также думал, что, поскольку прошло более чем достаточно времени, прошлые раздражители не повлияют на меня так сильно. Я достаточно вырос, как мужчина, чтобы стоять на своем и оставаться тем, кем я стал. Я, наконец, стал достаточно храбр, чтобы столкнуться со своими страхами.
— Хорошо…
— Это включало и встречу с тобой, — прошептал он, отводя взгляд от меня. — Я так хотел тебя увидеть, но как я мог? Как ты и сказала, я полностью отгородился от тебя. Почему бы ты захотела увидеть меня снова? Я не мог не возвращаться к тем же вопросам в моем сознании, снова и снова. Будешь ли ты сердиться? Захочешь ли меня увидеть? Помнишь ли ты меня?
— Конечно, я помню тебя, болван, — сболтнула я.
Он фыркнул.
— Да, верно. В любом случае, я знал, что мне нужно перестать быть тряпкой и быть тем, кем я убеждал себя, кто я есть — мужчиной. Мне нужно было увидеть тебя, но я не был уверен, как к тебе подступиться. Тогда, на мою удачу, я столкнулся с твоим отцом в аптеке. Он сделал оценивающий осмотр, конечно, и выдал реакцию, которую я ожидал.
— Дерьмо, — мой рот застыл, представляя моего отца, который устроил сцену в магазине. Для веселого человека он действительно имел тяжелую руку.
На удивление губы Джесси растянулись в мягкую улыбку.
— Но
— И что? — я вцепилась в край своего стула.
— Он спросил, нужна ли мне работа, — он тихо усмехнулся, покачивая головой. — Я думаю, он чувствовал достаточно жалости ко мне, чтобы снять запрет, о том, чтобы я виделся с его дочерью, не так ли?
Я сжала губы, вспомнив ту ужасную ночь, и вздрогнула. Отталкивая воспоминания, я спросила в замешательстве:
— Но тебе не нужна работа. У тебя она есть здесь.
— Но мне нужно было тебя увидеть. Позволь мне перефразировать, мне нужно было оправдание, чтобы тебе пришлось меня видеть.
Поток бабочек наполнил меня, вызывая ощущение покалывания, которое путешествовало вверх и вниз по моим венам. Электричество пронзило меня от кончиков пальцев до самых пальцев ног.
Потом я кое-что вспомнила.
— Так почему ты игнорировал меня первые несколько дней? Почему ты вел себя так, будто я какой — то изгой?
— Как я уже сказал, я нервничал. Я не знал, что ты обо мне думаешь, и эта нервозность была обоснованной. В тот момент, когда я увидел тебя впервые, ты выглядела так, как будто ужаснулась, увидев меня.
— Нет, это не так! Я была…
— Что?
— Я тоже нервничала, — призналась я.
Он издал облегченный смех, расслабляя свои нахмурившиеся брови.
— Ну, если бы я знал об этом, то это, безусловно, облегчило бы мою жизнь.
Я не могла не улыбнуться, но вскоре эта улыбка увяла.
— Ты бы понял меня, если бы никогда не закрывался от меня.
— Рокки…
— Нет, дай мне закончить, — огрызнулась я. — Если ты так боишься, что я спровоцирую тебя и верну тебя обратно, то в чем была сделка, когда ты пытался разбудить во мне бунтарку? В чем суть с приколом?
— Я думаю… я думаю…
— Заканчивай с секретами, Джесси. Ты не единственный, кто дорос до штанишек большого мальчика. Если у тебя есть что сказать мне, просто скажи, — мой взгляд снова вернулся к фотографии. — Это не какой-то глупый арт-критик, который доводит меня до слез; это мой лучший друг, запутавший меня. Мне нужны разъяснения, прежде чем я сойду с ума.
Он провел пальцами сквозь волосы, немного дергая за кончики.
— Я думаю, что хотел воссоединиться с тобой так сильно, что в тот момент мне было все равно, ясно? Я так хотел почувствовать то, что было у нас раньше, что я подумал, что если мы хоть ненадолго вернемся к тому, кем были раньше, между нами все будет хорошо, — он опустил руки и вздохнул. — И…
— Да? — я проглотила то, что было похоже на осколки стекла в горле.
— Когда твой отец дал мне работу, он заставил меня пообещать, не тянуть тебя вниз снова. Он сказал мне, что ты была хорошей девочкой и осталась такой после моего ухода. Я думаю, в тот момент я понял, что я был тем, кто втянул тебя во все неприятности, в которые мы попали. В каком-то дурацком уголке моего сознания я подумал, что, может быть, если я докажу, что в тебе была эта бунтующая девушка все это время, тогда я был бы не так уж плох, в конце концов. Я не был бы единственным, кто виноват.