Двоедушница
Шрифт:
— А что мне оставалось делать? — Костя дёрнулся так резко, что я уронила пепел прямо на постель. Метаясь по комнате, он хрипел и энергично жестикулировал, вынуждая меня как идиотку мотать головой из стороны в сторону. — Ты умирала! Прямо на моих руках! Я должен был сделать всё возможное и невозможное! Должен был! И сделал, как видишь!
— Но котовник… Котовник! На что ты надеялся?
— На то, что это усилить зелье, что ты получишь хотя бы ещё одну жизнь! Хотя бы ещё одну! — Его голос хрипло сорвался, и он отошёл к окну и отвернулся.
Я
— В том, что случилось, нет твоей вины, — делая упор на каждом слове, ответила я. — Это было мое решение. Мой выбор.
— Я так стремился тебя защитить, но сделал всё, чтобы ты оказалась на передовой. Свой выбор я тоже сделал. Так что… — Он замолчал, устало глядя в окно.
Да уж, мы оба сделали выбор. Что ж теперь поделать? Назад пути нет. Вперед, и только вперед. Как-то да и сладится. На одно умение больше, на одно меньше. В конце концов, это не самое худшее, что могло произойти. Уж точно лучше, чем бородавки.
— Значит, девять жизней? — улыбнулась я, обнимая его за талию. — Не много для меня одной?
Костя повернулся и погладил меня по щеке.
— Для тебя одной и девятисот было бы мало!
Глава 2. Перемены неизбежны.
Каждый день после того случая я старалась освоиться со своей новой ипостасью, в то время как она осваивалась со мной.
Ничего подобного я раньше не испытывала. Хотя, пожалуй, нам всем было знакомо в той или иной степени слышать другой голос в голове, но это всё же было нечто совсем другое. Это был не голос, а скорее чувства, все чувства моего тела, мышц, как будто у них был свой интелект, мысли и сила.
— Я могу рассказать, как было у меня, но ты совсем другая, — сказал мне Костя на следующий день. — К тому же твоё обращение произошло в солнечное затмение, во время которого выходит огромное количество энергии. Как оно повлияло на твои способности, узнать можно будет лишь со временем.
Я говорила себе, что всё придёт само собой. Проснувшись утром, я просто буду знать, что и к чему, а то, что я пыхтела, как самовар, приносило больше вреда, чем пользы. Поэтому я просто позволила себе плыть по течению.
Приятно было заметить, что Костя снова стал прежним. Весёлый и внимательный днём, он плавно становился страстным и неутомимым ночью. Разве это не было счастьем?
Однако, чем лучше и счастливее я себя чувствовала, тем больше мне казалось, что… Даже не знаю. Что-то не так, возможно. Или будет не так.
Я старалась не накручивать себя, и всеми силами гнала прочь от себя навязчивые мысли, но последние выходные марта подтвердили то, что перемены всё-таки были неизбежны.
Первым, что бросились в глаза, когда я вернулась от родителей, была небольшая спортивная сумка. Она стояла возле зеркала в прихожей, ожидая, когда о ней вспомнят.
Костя сидел за столом, кожаная куртка лежала на коленях. Когда я зашла, он встал. Мы долго смотрели друг другу в глаза, прежде чем решиться нарушить тишину.
— Ты не удивлена!? — первым всё же решился Костя. Я кивнула. — Так даже лучше. Ты поймёшь.
Обняв и шепнув на ухо "Люблю тебя", Костя поцеловал меня и ушёл.
Возможно, он хотел сказать о том, какая я особенная; о том, как многого я достигла за столь короткое время; о том, сколько всего удивительного ждало меня в будущем; о том, что теперь я должна была сама найти и себя и свой путь в жизни и прочую чепуху, которая, по его мнению, должна была всё объяснить, но не объясняла, и понять я не могла.
До самого вечера я так и просидела за столом, глядя в никуда. Я соврала. Я не была удивлена. Я была шокирована. Такое чувство было, что меня тошнило, только в желудке было пусто, а спазмы все не прекращались. Слёзы подступали всё время, и решив не накапливать их в себе, а выплеснуть всё сразу, я дала волю чувствам.
Умом я понимала, что то, о чём не скзал Костя, было как катание на коньках: по началу тебя поддерживали и страховали, но наставал момент, когда ты должен был начать кататься сам, или упасть, чтобы окончательно убедиться в том, что это не твоё.
Однако у сердца были свои понятия, которые рвали мою душу на куски, безутешным воем заглушая всё остальное в безуспешных попытках найти логику в его уходе и в боли, таившейся в глубине его глаз. "А как же любовь?" так и рвалось у меня из груди.
Поставив себе срок до конца выходных для того, чтобы покиснуть, я решила, что не хочу и не буду сопливой версией себя самой, уподобляясь девчонкам, ревущим за парнями. В этом мире были гораздо более весомые причины для слёз.
"Я не хочу и не буду жалеть себя, слушая депрессивную музыку, напиваться до потери пульса и рассказывать каждому, кто готов слушать, о том, какая я несчастная!" сказала я самой себе. "Я не хочу и не буду замыкаться в себе, днями и ночами, спрашивая себя "что я сделала не так?", "почему со мной это случилось?" и всё в таком духе.
Факт в том, что он ушёл, бросил меня. И в то, что мне стало бы легче, если бы я узнала причину, я не верила. По опыту знала, что не станет.
Я даже поймала себя на мысли, что вовсе не любила его. То есть, я испывала к нему сильные чувства, это бесспорно, но была ли это именно любовь во всех её смыслах и значениях, можно было проверить лишь временем, которого теперь у меня не было.
Хотя Костя был прав в одном — с ним или без него я должна была идти своей дорогой, какой бы она не была, и его уход заставил меня вспомнить о других вещах, почему-то хоть и важных, но всё же забытых. Например, о моём мотоцикле, который я так и не видела после аварии, и о том, сколько всего я не знала о своей силе и об искусстве магии в целом.