Двор чудес
Шрифт:
— Я здесь, государь, — отозвался великий прево. Он ехал парой рядов дальше.
— Монклар, — сказал Франциск I, — завтра выпишете чек на тысячу шестиливровых экю из моего казначейства на имя…
Он бесцеремонно, как любил иногда, посмотрел на Ле Маю.
— Алэ Ле Маю, офицер аркебузиров Его Величества, — назвался Ле Маю.
Монклар равнодушно посмотрел на него.
— Ты доволен? — спросил король.
— Милость Вашего Величества выше меры, — ответил бандит.
Шесть тысяч ливров и в самом деле для него были невероятным богатством. Но по тому, как оценил король новую весть, Ле Маю понял, какова ее настоящая цена, и твердо решил на этом не останавливаться.
— Монклар, — сказал король, — выделите мне свиту из двух десятков человек и поезжайте во Двор чудес без меня.
Великий прево поклонился и отъехал.
Пару минут спустя два десятка всадников построились позади короля. Тот подал знак троим приближенным следовать за ним, пустился рысью и приказал Ле Маю:
— Ступай впереди!
Через двадцать минут быстрой езды Ле Маю привел отряд к дому.
III. Джипси
Великий прево тем временем возглавлял колонну, которая шла на Двор чудес.
План штурма он составил давно.
Вот этот план — очень простой.
Трико подаст знак, что во Дворе чудес все спокойно и можно начинать. На каждой из трех улиц, которые вели в королевство Арго, следует устроить засаду — замаскированный пост из трехсот человек.
Когда сигнал будет подан, Монклар бесшумно проникнет во Двор чудес и займет его центр, построив в каре пятьдесят аркебузиров. Сразу после этого солдаты с факелами зайдут в дома и подожгут их. Жители в панике выскочат из домов.
Аркебузиры в каре начнут палить во все стороны, воры толпой кинутся в переулки. На площади все выгорит.
А на другой день начнется колоссальный процесс, который отправит на виселицу всех, кто спасется от огня и пуль.
Справедливости ради скажем, что этот план в огромной степени родился в воображении господина Лойолы, а оно у монаха было на редкость плодовито, если речь шла о поджогах и убийствах (ради спасения душ, само собой).
По дороге Монклар размышлял. Он думал о Манфреде и Лантене.
Сказать, что великий прево дошел до ненависти к этим людям, которых вовсе не знал, было бы, наверное, слишком. Сердце Монклара знало лишь одну страсть — горестные воспоминания о былом. Думы его были обращены к таинственному прошлому, которое всю его жизнь окутало саваном.
Нет, в Монкларе не было ненависти к двум юношам, которых он звал главарями бандитов, но делом чести для него было повесить их как можно скорей.
В сердце Монклара жила одна только скорбь, в уме — одна только мысль. Мысль эта — безусловное почитание верховной власти. Бог и наместники его на Земле должны повелевать как непререкаемые владыки. Бог — это Бог, а наместники его — такие люди, как Лойола, и такие государи, как Франциск I.
Напасть на Лойолу — значит напасть на Бога. Оскорбить короля — значит оскорбить Бога.
Но Манфред оскорбил короля. А Лантене напал на Лойолу.
Монклар даже не ставил в счет дерзость Манфреда, который вскочил на круп его лошади и угрожал ему, чтобы дать Лантене убежать. Тогда лишь он сам был в опасности, а это пустяк.
Но встать наперекор королю и Лойоле — это Монклар считал чудовищным преступлением, которому не было оправдания.
Долгими вечерами, размышляя в углу у большого камина, Монклар вызывал перед собой призрак женщины, которую он утратил, обожаемого младенца, утраченного с нею вместе. И в эти страшные минуты Монклар разговаривал с Богом.
Он взывал к Всемогущему, имеющему власть творить чудеса и воскрешать мертвых.
А сам великий прево вменял себе в долг принуждать к почитанию Бога и наместников его.
«Но за это, Господи, отдай мне жену, отдай сына, а если слуга твой недостоин такого чуда, дай хотя бы немного мира мучимой скорбями душе его…»
Вот какой вопль непрестанно исходил из глубин его сердца.
Понимаете ли теперь, какая холодная решимость двигала им при исполнении его страшных обязанностей? Понимаете ли, с какой неумолимой волей решил он захватить Манфреда и Лантене? О, прежде всего Лантене: тот не просто оскорбил королевское величество, но еще и поднял руку на святого человека!
Казнь этих двоих принесет наконец — он не сомневался в том — дарованный мир его сердцу.
Манфреда довольно будет повесить. Возможно, придется вздернуть его и на дыбу, и все.
Лантене уготован не менее, чем костер. Ведь огонь очищает: это Лойола прямо говорил.
Пока Монклар размышлял таким образом, уже воображая себе, как высоко взметнулось в небо ясное пламя костра при устрашенной толпе, окружающей место казни, капитаны рот заняли позиции в переулках Спасителя, Монторгёй и Калек. Действие совершилось в полной тишине.
Великий прево явился на поле боя и думал теперь лишь о грядущей победе короля и об истреблении воров.
Он обошел все три переулка, убедился, что приказы поняты верно, и занял сам позицию в переулке Спасителя.
По сигналу Трико — три аркебузных выстрела ровно в полночь — все три отряда вместе должны войти во Двор чудес, и тотчас начнется описанная нами операция. А пока оставалось только дожидаться.
Тяжко пробил двенадцать ударов колокол Сент-Эсташ…
Еще несколько минут…
И вот в тишине прогремел аркебузный выстрел.
Второй… третий… Монклар убедился: все верно.
— Вперед! — приказал он капитану той роты, что находилась при нем.
И грозная сила аркебузиров пошла вперед.
Уверен, что баррикаду защищает лишь горстка людей, да и те заодно с Трико, Монклар спокойно встал посреди улицы и смотрел, как идут солдаты.
Аркебузиры подошли к заграждению на десяток шагов.
И вдруг какой-то суровый голос отдал односложный приказ.
Баррикада воспламенилась, будто кратер, внезапно извергший потоки лавы; прогремел мощный залп, от которого содрогнулись все ветхие стены на улице, вдребезги разлетелись стекла запертых окон.