Двор короля Ланкикура

Башмак Юлия

– Не всё ещё потеряно! – заверил его Крак. – Здесь поблизости есть деревушка. Возьмём лошадей и вернёмся во дворец до приезда гостей.

Спорить было некогда, и незадачливые пловцы поспешили в деревню.

Раздобыв лошадей, пыльные и грязные, с исколотыми в траве ногами и в изодранных ветками рубахах, трое друзей неслись к королевскому дворцу.

– Я убью этих негодяев, похитивших наши вещи, – кричал Крак. – Клянусь, их кто-то специально подослал, чтобы облапошить нас!

– Кому нужны твои штаны, Крак? –

возражал Гога. – Это обычные воришки.

– Главное, успеть вовремя, – как заклинание шептал Ланкикур.

Но, увы! Видимо сама судьба распорядилась выставить короля перед будущей невестой не в лучшем свете. Подъезжая к замку, он заметил, что с противоположной стороны к нему приближается кортеж из четырёх карет, две первые из которых были украшены флажками и гербами двух государств – Цесарии и Куринии.

– О-о, – простонал Ланкикур, – это посол!

Он пришпорил коня и въехал в раскрытые ворота на две минуты раньше карет. Однако это не осталось незамеченным. Из окна первого экипажа высунулась голова в лиловом парике и, узнав короля, тут же исчезла за шёлковой занавеской.

Когда кортеж остановился перед дворцом, Ланкикур уже стоял, окружённый свитой

и своими родными дядями, которые были чрезвычайно недовольны утренней прогулкой короля, и ещё больше огорчены тем, что совсем не оставалось времени отчитать его за эту прогулку.

Дверцы первой кареты раскрылись и из неё вышли два господина. Оба церемонно раскланялись, и граф Болтумор торжествен

но произнёс:

– Ваше Величество, позвольте вам представить графа Клювкенштейна, преданнейшего слугу его величества, короля Цесарии.

Ланкикур поклонился и оба гостя в изумлении уставились на встречавшего их монарха – босого и в нижней рубахе.

– Э-э, его величество только что вернулся из паломничества по святым местам, – попытался исправить ситуацию герцог Соколянский.

– Да, мне нужно было побыть одному, – пробормотал король и принялся разглядывать посла.

Кстати, обладателем лилового парика оказался граф Клювкенштейн. Посол предпочитал яркие цвета. Его голову украшали огненно-рыжие кудри, а поверх их красовалась серая фетровая шляпа с малиновым пером. Граф Болтумор был чрезвычайно подвижен и обладал звонким мальчишеским голосом, что сразу делало его самым заметным среди огромной толпы людей.

Ланкикур так увлёкся собственными наблюдениями, что перестал вслушиваться в витиеватую речь посла.

Внезапно слуги, стоявшие за спиной графа Болтумора расступились, и прямо перед королём появилась очаровательная девушка в жемчужно-сером дорожном платье. Она нисколько не смутилась, увидев восхищённый взгляд короля и, поклонившись, не отвела своих синих глаз, а, наоборот, вскинув голову, посмотрела на Ланкикура смело и чуть-чуть насмешливо.

– Позвольте вам представить мою дочь, – сказал посол, – Клевию Болтумор.

Ланкикуру вдруг стало невыносимо стыдно за босые ноги, за спутанные от быстрой езды кудри, и пылающие от смущения щёки. И, как всегда в таких случаях, он беспомощно оглянулся на герцога Соколянского.

Герцогу было достаточно этого взгляда, чтобы понять, что церемония приветствия подошла к концу.

Ужин стал настоящим мучением для короля. Несмотря на то, что теперь он был тщательно причёсан и одет по последней моде, Ланкикур краснел каждый раз, когда к нему обращался синий взгляд Клевии Болтумор. Король терялся, отвечал невпопад и, наконец, не выдержав, покинул гостей, сославшись на головную боль.

У себя в комнате он с негодованием обрушился на каминную полку, где стояли подсвечники и дорогие побрякушки. В это время в дверь тихонько поскреблись и, не спрашивая разрешения, в спальню короля просунулась голова Крака. Убедившись, что Ланкикур тут, он вошёл, неся в руке свою лютню, и бесцеремонно бухнулся в кресло. Следом за ним в дверях появился Гога с гроздью спелого винограда.

– Ну, как? – спросил Крак, привязывая к лютне шёлковую голубую ленту. – Подруга Алис, конечно, шокирована твоим поведением?

– Ужасно! – выдохнул Ланкикур и повалился на широкую королевскую постель под роскошным балдахином.

– Ты что не рад? – удивился Крак. – Это всё-таки первая победа.

– Ужасно, – опять сказал Ланкикур.

– Ужасно рад? – спросил Гога, и раскрыл окно, чтобы выбросить виноградную косточку. – А вон и дочь посла, отдаёт распоряжения насчёт багажа.

Король встал с кровати и выглянул наружу, но тут же, испугавшись, что Клевия может его увидеть, снова завалился на шёлковые подушки.

Крак присвистнул и, подмигнув Гога, ударил по струнам:

– Судьба шутить умеет, не для неё закон,

Король любить не смеет, полюбит, значит, он.

Иль прачку, иль гордячку, иль продавщицу роз,

И хоть король не плачет – ему не минуть слёз. – пропел он.

Ланкикур дёрнул шнурок, висевший над кроватью, и тотчас огромный шёлковый балдахин тихонько шурша, скрыл его от глаз друзей. Но Крака это не остановило, и через секунду его голова вынырнула рядом с Ланкикуром.

– Я угадал? – спросил он.

Король не ответил.

– Ты влюбился в эту девчонку? – продолжил свою мысль Крак.

– Не знаю. Отвяжись, Крак, ну, что ты пристал ко мне, как герцог Пшёнский, – Ланкикур внезапно сел. – Скажи лучше, ты когда-нибудь видел такие синие глаза?

Крак почесал в затылке и исчез за балдахином. Через секунду Ланкикур услышал его голос:

– Мадемуазель, ваши слуги сломали мой любимый цветок!

Король мгновенно вскочил и, едва не запутавшись в шёлке, окружавшем его кровать, принялся оттаскивать Крака за ноги от окна.