Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти
Шрифт:
Обвинение изъяснялось на языке, путаном и непонятном, как иероглифы. Его можно хоть как-то понять, если знать эзопов язык и помнить, что в закрытой вселенной большевиков, наполненной заговорами и борьбой зла против добра, терроризмом считалось любое сомнение в правильности решений и поступков Сталина. Отсюда следовало, что все политические оппоненты вождя были убийцами и террористами. Каждый раз, когда собиралось больше двух террористов, рождался заговор. В результате объединения «убийц» и «террористов» из разных фракций возник объединенный центр едва ли не космических масштабов. Процесс убедительно показывает страсть Сталина к театральности и размах
Сломленные люди сидели на скамье подсудимых и четко отвечали на вопросы обвинения. Генеральный прокурор Вышинский оказался достойным исполнителем воли и идей гениального кукловода. Он блестяще объединял гнев и негодование проповедника Викторианской эры с дьявольскими проклятиями сибирского шамана. Вышинский – невысокого роста щеголеватый мужчина в отлично сшитом костюме, белой рубашке и галстуке в клетку. Из-за стекол очков в роговой оправе проницательно смотрели яркие черные глазки. Рыжеватые волосы уже начали редеть. Западные наблюдатели считали, что этот человек с курносым носом и седыми усами больше похож не на генерального прокурора первого в мире государства рабочих и крестьян, а на процветающего брокера, который привык обедать в шикарных ресторанах и играть в гольф в Саннингдейле.
Родился Андрей Януарьевич Вышинский в богатой и знатной польской семье в Одессе. Когда-то он попал в одну тюремную камеру со Сталиным. Он делил с будущим вождем содержимое продовольственных корзинок, которые приносили родители. Эта прозорливость, возможно, спасла Вышинскому жизнь. Несмотря на меньшевистское прошлое, он сделал завидную карьеру в партии большевиков. Отличительными чертами Вышинского были абсолютная покорность и страшная жестокость, граничившая с кровожадностью. В докладных записках и письмах, написанных Сталину в тридцатые годы, он постоянно предлагал расстреливать обвиняемых. Обычно он называл их «троцкистами, готовящими убийство Сталина». Чаще всего записки заканчивались словами: «Рекомендую высшую меру наказания, расстрел».
С одной стороны, пятидесятитрехлетний Андрей Вышинский был очень груб с подчиненными, с другой – был страшным подхалимом перед начальством. «Я уверен, что людей нужно держать в сильном напряжении», – любил повторять он и сам постоянно жил в напряжении. Вышинского мучили приступы экземы. Он существовал в постоянном страхе, который сам же и разжигал. Прокурор никогда не терял бдительности, был всегда готов дать отпор. Энергичный, амбициозный и очень умный Андрей Януарьевич Вышинский производил на иностранцев сильное впечатление. Он пугал их своими судебными манерами и злыми шутками. Это Вышинский, правда не сейчас, а через несколько лет назовет румынов не народом, а профессией. Он очень гордился репутацией смертельно опасного человека. Когда в 1947 году Вышинского представили в Лондоне принцессе Маргарет, он прошептал дипломату: «Пожалуйста, не забудьте сказать, что я был генеральным прокурором во время знаменитых московских процессов».
Ежов с Кагановичем, должно быть, много времени проводили в комнате для высокопоставленных гостей. Они каждый день докладывали Сталину о том, как идет процесс. «Зиновьев подтвердил слова Бакаева, что тот сообщал Зиновьеву, как идет подготовка к теракту против Кирова…»
Убедить иностранных журналистов в том, что это не спектакль, было нелегко. Сомнения усиливали грубые ошибки НКВД. На суде, к примеру, было заявлено, что сын Троцкого, Седов, отдавал приказы совершать убийства из гостиницы
«Какого черта вам понадобилось упоминать эту гостиницу? – рассвирепел Сталин, узнав о промахе. – Нужно было сказать: железнодорожный вокзал. Вокзалы никто не разрушает».
В представлении участвовало значительно больше актеров, чем находилось на сцене. О многих ставших впоследствии знаменитыми «террористах» говорилось вскользь. Это создавало впечатление, что они выйдут на сцену на будущих процессах. Подсудимые активно сотрудничали с обвинением. Они заложили сначала нескольких военных, потом взялись за левых в лице Карла Радека и правых: Бухарина, Рыкова и Томского. Андрей Вышинский торжественно объявил, что прокуратура открывает дела против этих известных деятелей.
Находившиеся за сценой актеры играли свои роли по-разному. Карл Радек был талантливым журналистом и знаменитым международным революционером. Этот весельчак с бакенбардами носил очки с круглыми стеклами, щеголял в кожаных сапогах и шинели, курил трубку. В начале тридцатых он пользовался расположением Сталина и был его главным советником по отношениям с Германией. Журналисты так же, как писатели, всегда думали, что смогут спастись при помощи статей или книг. Сталин решил: «…Хотя это звучит и не очень убедительно, но я бы предложил отложить рассмотрение вопроса об аресте Радека на какое-то время, чтобы дать ему возможность опубликовать в „Известиях“ большую статью, подписанную его именем». Понятно, что в этой статье Радек должен был покаяться во всех грехах. Несмотря на кровожадность, Сталин не шел к репрессиям прямой дорогой. Иногда он мог давать старым друзьям временную передышку. Изредка попадались даже счастливчики, которым удавалось спастись.
22 августа подсудимые отказались от последнего слова. Они признавали свою вину. В Сочи полетела телеграмма на бланке политбюро. В ней Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Чубарь и Ежов просили указаний, как быть дальше. «Апелляции были бы очень некстати», – ответил Сталин на следующий день в 11.10 вечера и подробно расписал, как сообщать в газетах о приговорах. Этот драматург человеческих душ в типичной для себя манере полагал, что приговор нуждается в «стилистической обработке». Через полчаса он написал еще одну телеграмму. Вождя тревожило, что к процессу могут относиться как к театральной постановке.
Сталинские мастера по плетению интриг умело разожгли в советском обществе гнев против террористов. Никита Хрущев, горячий сторонник показательных политических процессов и расстрелов, как-то вечером приехал в здание ЦК и оказался свидетелем интересной сцены. Лазарь Каганович и Серго Орджоникидзе, не стесняясь в выражениях, уговаривали Демьяна Бедного написать для «Правды» статью с требованием пролить кровь террористов. После того как Бедный прочитал свое творение вслух, в комнате наступило неловкое молчание.
– Нет, товарищ Бедный, это нам не подходит, – покачал головой Железный Лазарь. Серго тут же вышел из себя и начал кричать. Хрущев молчал, но тоже угрожающе смотрел на поэта.
– Я не могу! – пытался протестовать Демьян Бедный, но он сумел.
На следующий день «Правда» напечатала его произведение с многозначительным заголовком «Пощады нет!».
Поймали мы змею, и не одну змею.
Зиновьев! Каменев! На первую скамью!
Вам первым честь – припасть губами к смертной чаше!