Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти
Шрифт:
– Кто вспомнит эту шваль через десять или двадцать лет? – Сталин саркастически усмехался. – Никто. Кто сейчас вспомнит имена бояр, от которых избавился Иван Грозный? Тоже никто. В конце они все получили по заслугам.
– Народ все понимает, Иосиф Виссарионович, – сказал Молотов. – Советские люди понимают и поддерживают вас.
– Иван Грозный убил слишком мало бояр, – многозначительно сказал Сталин Микояну. – Он должен был казнить всех бояр и создать новое государство.
В то время как регионы выполняли разнарядки и сами выбирали, кого репрессировать, Сталин убивал тысячи людей, которых знал лично. Николай Ежов приезжал к вождю с докладами буквально каждый день. В течение полутора лет были арестованы 5 из 15 членов политбюро, 98 из 139 членов ЦК и 1108 из 1966 делегатов XVII съезда. За это время Ежевика принес вождю 383 расстрельных
Большинство расстрельных списков подписывали Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов. На десятках стоят также подписи Андрея Жданова и Анастаса Микояна. Были очень «урожайные» дни. Например, 12 ноября 1938 года, Сталин и Молотов обрекли на смерть 3167 человек. «Я подписал много списков арестованных, фактически почти все, – признавался Молотов. – Мы обсуждали и совместно принимали решение. Тогда во главу угла ставилась скорость работы. Мог в эти списки попасть случайный человек?.. Да, иногда хватали невинных людей. Полагаю, что один или два из десяти осуждались несправедливо, но остальных приговаривали к смертной казни правильно». Сталин говорил: «Лучше срубить на одну невинную голову больше, чем промедлить на войне». В поименных расстрельных списках содержались фамилии 39 тысяч человек. Сталин делал на списках пометки для Ежова: «Товарищ Ежов, тех, чьи фамилии я пометил буквами „ар.“, – арестовать, если они еще не арестованы». Иногда Сталин просто писал: «Расстрелять все 138 человек». Когда Молотов получал расстрельные списки из регионов, он подчеркивал числа и никогда не обращал внимания на фамилии. Каганович с большой теплотой вспоминал неистовство тех дней: «Какие чувства! Какие эмоции!» Все советские руководители того времени несут ответственность за то, что зашли так далеко.
Вождь заявил, что сын не должен отвечать за грехи отца, но потом тщательно пометил семьи врагов. «Они должны быть изолированы, – объяснял Молотов, – иначе неизбежны многочисленные жалобы и просьбы». 5 июля 1937 года политбюро приказало НКВД посадить жен всех осужденных предателей в лагеря на 5–8 лет и взять под опеку государства детей в возрасте до пятнадцати лет. Под это постановление подпадали 18 тысяч жен и 25 тысяч детей «врагов народа». Но и этого было недостаточно. 15 августа Николай Ежов приказал сдавать детей в возрасте от одного года до трех лет в детские дома. «Социально опасных детей в возрасте от трех до пятнадцати можно сажать в тюрьмы в зависимости от степени их опасности», – указывал нарком. Почти миллион детей «врагов» советской власти и «предателей» выросли в детских домах. Со своими матерями они зачастую встречались лишь в двадцатилетнем возрасте.
Сталин был главным мотором этой гигантской машины убийств. Множество записок, которые пылятся в архивах, хранят приказы и распоряжения Сталина. Он не ленился уговаривать и убеждать не только соратников, но даже мелких исполнителей убивать своих товарищей.
Конечно, партийные руководители время от времени спасали особо близких друзей. Но из-за остальных они, понятно, не хотели рисковать. Только Сталин мог спасти жизнь любому «врагу и предателю». Капризы вождя, неожиданные помилования делают картину Большого террора еще запутаннее и туманнее. Узнав об аресте Серго Кавтарадзе, старого друга из Грузии, Сталин решил сохранить ему жизнь и поставил против его фамилии тире. Эта маленькая черточка карандашом спасла Кавтарадзе жизнь. В расстрельные списки попал и другой старинный друг вождя, посол Трояновский. «Не трогать», – написал Сталин около его фамилии. Но если генсек переставал доверять человеку, наказание было неминуемым, хотя иногда на это уходили целые годы.
Порой люди страдали, сталкиваясь со Сталиным благодаря невероятным совпадениям. Польская коммунистка Костыржева ухаживала за своими розами недалеко от Кунцева. Ее цветы увидел через забор Сталин. «Какие прекрасные розы!» – похвалил он. Тем же вечером Костыржева была арестована. Впрочем, в данном случае может существовать и иное, чем зависть Сталина, хотя и маловероятное объяснение. Произошла эта история во время антипольской кампании, и, видимо, Костыржева значилась в списках репрессированных.
Сталин нередко забывал или – значительно чаще – притворялся, будто забыл, что происходило с теми или иными знакомыми. Узнавая через много лет о том, что их расстреляли, вождь печально
Сталину нравилось пугать подчиненных. Показателен случай со Стецким. Этому человеку когда-то покровительствовал Бухарин. Во второй половине тридцатых он успешно работал в отделе культуры ЦК. На одной из очных ставок со своими обвинителями Бухарин передал Сталину старое письмо, в котором Стецкий критиковал вождя. «Товарищ Бухарин передал мне ваше письмо к нему, – написал Стецкому Иосиф Сталин. – Наверное, он хотел намекнуть, что и у товарища Стецкого были ошибки. Я не стал читать это письмо. Возвращаю его вам. С коммунистическим приветом Сталин». Нетрудно представить ужас товарища Стецкого, когда он получил это написанное от руки послание. Конечно, он тут же ответил: «Товарищ Сталин, получил ваше письмо. Спасибо за доверие. Теперь относительно моего письма, написанного в 1926 году. Тогда я действительно заблуждался в своих взглядах и входил в бухаринскую группу. Сейчас мне стыдно даже вспоминать об этом». Несмотря на «доверие», Стецкий был арестован и расстрелян.
Сталин любил играть в кошки-мышки даже с близкими друзьями. Семен Буденный хорошо показал себя на процессе над военными командирами. Но когда чекисты начали хватать людей из его штаба, пришел жаловаться к Ворошилову. Увидев большой список невинных, по убеждению усатого кавалериста, людей, находившихся под следствием, Клим пришел в ужас и отказался помогать.
– Поговори со Сталиным сам, – посоветовал он.
Буденный отправился к Сталину.
– Если эти люди, которые делали революцию, враги народа, то это значит, что в тюрьму нужно посадить и нас! – смело заявил Буденный.
– Что вы говорите, Семен Михайлович? – Сталин рассмеялся. – Вы что, с ума сошли? – Он позвонил Ежову. – Ко мне пришел Буденный. Он требует арестовать нас.
Позже Семен Буденный утверждал, что передал список Николаю Ежову и тот якобы даже отпустил несколько человек.
Прежде чем арестовать жертву, Сталин всегда старался успокоить подозрения. В начале 1937 года он позвонил жене одного из заместителей Орджоникидзе в комиссариате тяжелой промышленности. «Я слышал, что вы ходите пешком, – участливо сказал вождь. – Это нехорошо. Я пришлю вам машину». На следующее утро у дома замнаркома стоял лимузин. Еще через два дня замнаркома арестовали.
Советские генералы, дипломаты, разведчики и писатели, работавшие и воевавшие в Испании, погрязли в трясине доносов и предательств, убийств, интриг и разоблачений. Сталинский посол в Мадриде Антонов-Овсеенко когда-то был троцкистом. Он попытался доказать свою преданность режиму, но сделал это неловко. Сталин отозвал его в Москву, повысил в должности и на следующий день приказал арестовать. Принимая журналиста Михаила Кольцова, находившегося в Испании, Сталин пошутил о его испанских приключениях и назвал дон Мигелем. В конце аудиенции генсек неожиданно поинтересовался: «Вы не собираетесь стреляться? Ну тогда прощайте, дон Мигель». Кольцов играл в Испании в смертельно опасные игры. Он доносил Сталину и Ворошилову на соотечественников. Вскоре после разговора в кабинете Сталина дон Мигель был арестован.
Кабинет вождя был завален письмами с мест. В них власти с энтузиазмом рапортовали о расстрелах. В типичном отчете от 21 октября 1937 года читаем, что в Саратове были расстреляны одиннадцать человек, в Ленинграде сначала восемь, потом еще двенадцать, шесть и пять в Минске и так далее. Всего в списках значились фамилии 82 человек. Подобные рапорты, адресованные Сталину и Молотову, исчислялись сотнями.
Конечно, получал Сталин и множество писем с просьбами о помощи. Бонч-Бруевич, чья дочь была замужем за одним из помощников Ягоды, утверждал: «Поверьте мне, дорогой Иосиф Виссарионович, я бы сам привел сына или дочь в НКВД, если бы они были против партии». Каннер, сталинский секретарь в двадцатые годы, многое сделал в борьбе с Троцким и другими соперниками Сталина, но несмотря на это тоже был арестован в 1937 году. «Каннер не может быть негодяем, – писала некая Макарова, возможно его жена. – Да, он дружил с Ягодой, но кто мог подумать, что нарком безопасности окажется таким подлецом и мерзавцем? Поверьте, товарищ Сталин, Каннер заслуживает вашего доверия!» Каннер был расстрелян.