Дворец грез
Шрифт:
Она вела себя воспитанно. Управляющий приказал ей искупать меня. Будто моего ежевечернего плавания в Ниле было недостаточно!
— Не очень, — сказала я, — но помоюсь, если надо. Чего я хочу, так это чтоб мне сказали, где я буду спать. И пить хочу.
Она слегка нахмурилась. Потом жестом обвела комнату.
— Но это твоя комната, — сказала она мне. — Ты будешь спать здесь.
— Это наша с тобой комната? — Я огляделась в поисках тюфяка, на котором, я полагала, я буду лежать.
Она рассмеялась.
— Нет, Ту. Это все только для тебя. Я сплю тут недалеко. Ты хочешь воды, пива или вина? Есть еще гранатовый и виноградный сок.
— Это все мое? — прошептала я. Мне и не снились такая роскошь, такой простор. Я предполагала, что меня поселят с остальными слугами, вне основных владений. Я вспоминала комнату, которую мы делили с Паари. Она казалась мне достаточно просторной, но здесь таких уместилось бы четыре или пять, — Я бы хотела пива, — с трудом проговорила я, и она, открыв дверь, позвала слугу.
Довольно скоро явился маленький мальчик с подносом в руках. Дисенк взяла у него поднос и поставила рядом с кушеткой.
— Если ты голодна, есть изюм и миндаль. — сказала она, наливая пиво и подавая мне бокал. — Потом мы должны пойти в ванную комнату. Харшира тоже ничего не забывает!
Я взяла бокал и залпом осушила его. В темной жидкости не было ни помутнения, ни малейшего осадка. Дисенк тут же предложила мне блюдо с орехами и сушеными фруктами.
— А ты будешь моей компаньонкой, опекуншей или кем? — спросила я, запихивая в рот полную горсть аппетитной смеси. — Я бы хотела знать, в каком качестве я здесь, Дисенк.
И снова она, глядя на меня, огорченно нахмурилась.
— Прошу прошения, Ту, — сказала она с болью в голосе, и я уже подумала, что я как-то обидела ее. — Госпожа не должна говорить с полным ртом. Как не должна и набирать в рот так много еды, чтобы щеки оттопыривались. Это безобразно и неподобающе.
Я уставилась на неё, ощущая, как накатывает едкая злая ирония, что всегда вскипала во мне, когда мне делали замечания или давали советы.
— Я не госпожа! — резко парировала я. — С тех пор как я покинула Асват, каждый считал своим долгом напомнить мне об этом. Я крестьянская девочка. Зачем мне пытаться быть кем-нибудь другим? — Я по-прежнему торопливо проглатывала еду, борясь с искушением загрести еще больше изюмин
— Ты очень красивая, — мягко сказала Дисенк. — Прости, если я огорчила тебя, но мне велено облагородить эту красоту и сделать ее более изысканной. Я надеюсь, ты не сочтешь мои уроки слишком оскорбительными. Я желаю тебе только добра.
Когда она упомянула о моей красоте, я смягчилась. Никто, кроме Мастера, еще не называл меня красивой, да и он сказал об этом как-то между прочим, походя. У нас в селении тщеславие в девочках не поощрялось. Считалось, что это ведет к безделью и эгоизму, а в том мире превыше всего ценились тяжкий труд и покорность. Даже Паари не нашел ничего лучше, чем поддразнивать меня за мои синие глаза.
— А я думала, что я здесь для того, чтобы помогать Мастеру в его работе, — начала я осторожно, взвешивая каждое слово. — Зачем мне заботиться о таких глупостях?
Она опустила глаза. Черные ресницы задрожали, отбрасывая тени на абсолютно гладкую кожу щек.
— Я всего лишь твоя личная служанка, — пробормотала Дисенк. — Харшира не посчитал нужным рассказать мне, зачем ты нужна Мастеру. Теперь, если та подкрепилась, мы пойдем в ванную комнату.
— Моя личная служанка? — Я изумленно и недоверчиво уставилась на нее, едва не рассмеявшись. — Мне — личную служанку?
В ответ она снова вежливо улыбнулась и, подойдя к двери, приоткрыла ее для меня.
— Пора купаться, — сказала она твердо.
На галерее имелась еще одна лестница, расположенная прямо напротив той, но которой я поднялась сюда, почти рядом с дверью в мою комнату. Эта лестница была узкой, она спускалась в окруженный стенами дома маленький внутренний дворик, утопавший в густой тени финиковых пальм. Ступив на его каменные плиты, слева я увидела дверь, которая вела в затемненное помещение. Мы вошли. В комнате был наклонный каменный пол, а посредине возвышалась плита. Было сыро и прохладно. У стен стояли в ряд до краев наполненные водой громадные чаны, откуда исходил сладковатый нежный аромат, в стенных нишах стояли горшки и кувшины.
— Пожалуйста, сними платье, — попросила Дисенк тоном, в котором я скоро стала различать доброжелательный приказ.
Женщина исчезла. С тревогой я сделала, как мне было сказано, хотя, сбросив свое изношенное одеяние, тотчас же почувствовала себя уязвимой. Меня охватила волна тоски по дому, но быстро отступила. Мне захотелось выйти в послеполуденный жар солнечного света, льющегося из двери ванной комнаты, но было страшно, что чьи-нибудь невидимые глаза увидят меня голой.
Я все еще колебалась, когда Дисенк появилась снова, за ней следовали две женщины-рабыни с ковшами и льняными полотенцами в руках и юноша в набедренной повязке. Когда он подошел ко мне, я отпрянула в испуге, инстинктивно потянувшись руками прикрыть свой срам. Однако осмотр проходил абсолютно бесстрастно. Он провел рукой по моей икре.
— Очень сухая, — пробормотал он. Подняв мою ступню, он быстро потер ее, и теперь уже в его словах я услышала презрение. — Ступни очень мозолистые и грубые, — пожаловался он. — Не жди от меня чудес, Дисенк.
— Начни с касторового масла с морской солью, — приказала Дисенк. — Ступни нужно отшлифовать. Что касается ее кожи — оливкового масла и меда должно быть достаточно.
— Но на теле так много волос, — ворчал он, приподнимая со спины мои кудри и ловко ощупывая позвоночник. Я видела, как перекатывались сильные мышцы его рук и плеч. — Хотя спина прекрасной формы.
— Буду благодарна, если ты оставишь свое мнение при себе! — резко сказала я, хотя готова была разрыдаться от стыда. — Я не в восторге оттого, что меня заставляют мыться, будто я грязная, несмотря на то что каждый божий день я плаваю в реке, и я не собираюсь стоять здесь, чтобы меня обсуждали, как корову, которую ведут на рынок!
Он удивленно улыбнулся и впервые посмотрел прямо
— Прошу прошения, — сказал он официально. — Я всего лишь делаю свою работу.
— Как и Дисенк, — ответила я, пряча за маской гнева свое унижение, и он поклонился.