Дворец наслаждений
Шрифт:
На следующее утро я проснулся с тяжелой головой и, вдыхая ароматы завтрака, который принес мне Сету, смотрел, как он раздвигает занавеси на окнах и прибирает в комнате. Вставать мне не хотелось. Я выполнял долгое и трудное задание, поэтому имел полное право на пару дней отдыха. Наконец Сету спросил:
— Вы заболели, господин Камен? Или просто не хотите вставать?
Я мгновенно поднялся и сел на постели, спустив ноги на пол.
— Ни то ни другое, — ответил я. — Спасибо, Сету, но я не хочу есть, оставь мне только воду. Я пойду искупаюсь, а потом зайду к Кахе, узнаю, не занят ли он. Одежду мне не готовь, я сам оденусь.
Кивнув, Сету забрал поднос с завтраком и вышел, а я выпил кувшин воды, надел сандалии и отправился на озеро.
Утро было ясным и теплым, и я с блаженным вздохом окунулся в прозрачную воду озера. Сначала я просто полежал, покачиваясь на легких волнах и разглядывая свои белеющие под водой руки и ноги, потом поплыл. Ритмичная работа рук, тяжелое равномерное дыхание, плеск воды у самого рта — все это действовало на меня успокаивающе. Почувствовав усталость, я выбрался на берег, а когда пришел домой, то был уже совсем сухим. Я обернул вокруг талии чистую юбку, причесался и спустился вниз, предварительно послав слугу сообщить Кахе, что я хочу его видеть. Я был совершенно спокоен. Я знал, что мне делать.
Каха явился сразу, зажав под мышкой палетку и вежливо улыбаясь.
— Доброе утро, Камен, — бодро приветствовал он меня. — Ты хочешь продиктовать послание?
— Нет, — ответил я. — Я хочу, чтобы ты помог мне отыскать в отцовской конторе один папирус. Ты хорошо знаешь, Каха, где какие документы он хранит, у меня же это займет много времени.
— Твой отец запрещает входить в контору в его отсутствие, — задумчиво ответил Каха. — Я просматриваю только те послания, на которые нужно ответить немедленно. У тебя что-то срочное?
— Да. И уверяю тебя, его деловая переписка меня не интересует.
— В таком случае, могу я узнать, что именно тебя интересует?
Я помедлил, но потом решил, что лучше ответить честно. Каха — верный слуга отца и в любом случае скажет ему, что я рылся в его счетах.
— Мне нужно найти одно послание из дворца, — сказал я. — Я знаю, что иногда отец поставлял дворцовому управителю разные редкие товары. Это меня не интересует. Папирус, который я ищу, написан в год моего рождения.
Каха бросил на меня острый взгляд.
— Я поступил на службу к твоему отцу через три года после этого, — сказал он. — Деловая переписка моего хозяина была в полном порядке, поэтому я не стал ею заниматься. Однако думаю, что коробки с более ранними посланиями сохранились. Но знаешь, Камен, я ведь рискую своим местом, — добавил он. — Если твой отец узнает, что я открывал его контору, я навлеку на себя его гнев. И все-таки я помогу тебе, если ты поклянешься, что у тебя что-то столь важное, что отцовским запретом можно пренебречь.
«В подобном случае правда больше похожа на ложь, — подумал я, — но если сейчас я начну рассказывать все как есть, никуда он меня не пустит. Нет, лучше приказать. В конце концов, отец не запрещал мне выяснять мое происхождение, а просто просил этого не делать».
— Это очень важно, — заявил я. — Я знаю, что отец запрещает входить в его контору, но мне жизненно необходимо найти этот документ. Мне никто не запрещал заниматься этим вопросом, и я изучал его долго и тщательно, но теперь мне срочно нужна некая информация, которой располагает отец. К сожалению, он в отъезде, а я очень спешу.
Каха нахмурился, явно пребывая в нерешительности. Его длинные пальцы барабанили по деревянной палетке.
— И больше ты мне ничего не скажешь? — наконец спросил он. — Я хочу помочь тебе, Камен, но у меня есть строжайший приказ твоего отца.
— Ты всегда можешь войти в его контору, — возразил я. — Ты делаешь это постоянно. Можно мне один раз проникнуть туда и поговорить с тобой, пока ты будешь работать?
Каха явно шел на попятный. Я видел это в его глазах. Наконец он сдался.
— Ну хорошо, — неуверенно сказал он. — Ты настоящая капля, которая точит камень! Но потом, когда отец приедет, ты ему расскажешь об этом?
— Зачем? — спросил я, когда Каха срывал с дверной защелки восковую печать. Мы вошли в контору.
— Затем, что это необходимо, — ответил он. — Если хозяин не может доверять своему писцу, кому же тогда он будет верить?
Каха начал разворачивать лежащие на столе свитки папирусов, а я подошел к полкам.
На них рядами стояли коробки, на каждой из которых была проставлена дата. Каха очень аккуратно вел записи. «Год тридцать первый правления фараона» — прочитал я. Это прошлый год. Выше стояли коробки, обозначенные «Год двадцатый правления фараона». Мне тогда было шесть. С бьющимся сердцем я провел пальцем по следующему ряду и прочитал: «Десятый год правления». Это запись была сделана чьей-то чужой рукой. Я взял коробку с надписью «Год четырнадцатый правления фараона» и бросил взгляд в сторону писца. Тот читал какой-то документ. Поставив коробку на пол, я поднял крышку.
— Смотри не перепутай папирусы, — не поднимая головы, вдруг сказал Каха.
Я промолчал и начал просматривать документы, надеясь на одном из них увидеть царскую печать. Ничего. Я просмотрел еще раз, затем поставил коробку на место и взял другую, следующего года, и снова ничего. Поставив коробку на полку, я подошел к Кахе.
— Его там нет, — сказал я, чувствуя, что задыхаюсь от волнения. — В деловых бумагах его нет. А где отец держит свои личные бумаги?
Каха резко встал.
— Довольно! — сухо и решительно сказал он. — Довольно, Камен. Тебе придется подождать возвращения отца.
— Я не могу ждать, Каха, — сказал я. — Прости, не могу.
Обойдя вокруг стола, я внезапно подошел к писцу сзади и одним движением обхватил рукой его шею, крепко прижав к себе его голову.
— Я могу сломать тебе шею, — сказал я. — Послушай, Каха, ты скажешь отцу, что я силой заставил тебя отдать документ. Где личные бумаги отца?
Каха не шевелился.
— Что ж, убей меня, — глухо сказал он. — Только не думаю, что ты это сделаешь, потому что прекрасно знаешь, каковы будут последствия. Не надо, Камен. Лучше объясни мне, что с тобой происходит, и, может быть, я сумею тебе помочь.