Дворянин великого князя
Шрифт:
Полагаю, что это дело рук людей Бельских. Причин хватало. Дело в том, что когда-то Михайлов был дворянином старого князя Ивана Владимировича — отца нынешних Бельских. Он-то и пожаловал его Березками. Рубеж в то время проходил чуть севернее, и это имение было в пределах Великого княжества Литовского. Когда старый князь умер, Михайлов, опасаясь, что наследники Бельского могут отобрать у него земли, ни слова им не говоря, отправился в Москву и поклялся служить нашему государю. Так Березки отошли к Великому княжеству Московскому. Это обидело детей Бельского. Конечно, вольный дворянин может служить кому хочет и распоряжаться своими землями как угодно, и если бы покойный Михайлов был человеком более тонким, гибким и дальновидным, он, наверно, сумел бы поддержать
Зинаида поставила на стол кувшин с медом, два серебряных кубка и, поклонившись, ушла. Картымазов наполнил кубки и тут же залпом выпил свой. Медведев отпил маленький глоток.
— В моей грамоте написано, что имение Синий Лог, лежащее напротив Березок по ту сторону Угры, принадлежит князю Бельскому.
— Князей Бельских двое. Старший — Федор и младший — Семен. И еще у них есть четверо сестер. Синий Лог принадлежал князю Федору Бельскому два года назад. Потом хозяйкой стала его сестра — Агнешка Ходкевич, А с прошлого года им владеет младший брат Федора — князь Семен Иванович Бельский. Скверный человек. Жестокий. Коварный. Изменчивый. Наверно, потому получил кличку «Иуда». Сам он здесь, по-моему, никогда не был — что Бельским какой-то жалкий клочок земли на Угре! — у них огромные владения в глубине Литвы, не считая родовой отчины — Бельского княжества, что лежит в Смоленской земле. Однако за Синий Лог наследники старого князя почему-то постоянно между собой дерутся, отнимая его друг у друга. А уж когда его недавно стал держать именем князя Семена некий Ян Кожух Кроткий, так и вовсе сладу не стало. Раньше они между собой дрались, а теперь и на нас стали наезжать. Но такого, как сегодня ночью, давно не было. Пожалуй, с прошлого года, со времен гибели Михайлова.
Он замолчал.
Медведев внимательно смотрел на него.
Чего-то недоговаривает.
— А ты, Федор Лукич, из людей этого Кожуха Кроткого многих знаешь?
— Некоторых. А что?
— Есть ли у них кто-нибудь по имени Степан?
Картымазов подумал.
— Нет, не припомню. Они там часто меняются. Приезжают, уезжают…
На крыльцо вышла красивая женщина лет тридцати пяти, а следом пятнадцатилетний мальчик.
— Это Василий Медведев, отныне владелец Березок, наш новый сосед. Моя жена — Василиса Петровна, мой сын Петр, — представил Картымазов.
Медведев встал и поклонился.
Мальчик посмотрел на Медведева с любопытством и ответил вежливым поклоном, а Василиса Петровна лишь едва кивнула, и в ее глазах Василий заметил такое же, как у мужа, выражение боли и страдания.
— Феденька, — тихо сказала она, — я боюсь, у Филиппа началась горячка. Он впал в беспамятство, кричит в бреду и рвется на поиски. Мы с Петей не можем с ним сладить.
— Я сейчас вернусь, — сказал Картымазов Василию и вслед за женой быстро вошел в дом.
Медведев задумчиво вертел серебряный кубок, разглядывая чеканку.
Картымазов что-то скрывает. Почему? Не доверяет? Или есть другие причины?
Из дома донеслись приглушенные крики и как будто шум борьбы; сильный, молодой голос требовал: «Пустите меня!», Картымазов резко и повелительно крикнул: «Филипп!» — и все стихло.
Через несколько минут Картымазов вышел из дома спокойный, но побледневший, налил полный кубок меда и снова залпом выпил.
— Ночью увезли мою дочь, — тихо сказал он. — Я не знаю, как это могло случиться… О нападении нас предупредили. Казалось, мы были готовы. Приехал Филипп Бартенев со своими лучшими людьми. Это жених Настеньки… моей дочери. Всех женщин и детей мы спрятали в землянке на окраине леса. Их охранял Филипп. В начале атаки мы сразу убили двоих, и я был уверен, что основной удар придется сюда, если грабить — так хозяйский дом. Действительно, сперва все так и выглядело — они ударили всей своей мощью и стали швырять за частокол головешки, чтобы выкурить нас со двора. Я подумал, что сейчас начнется основной приступ, и собрал всех на защиту дома. Но тут они внезапно отступили и неожиданно обрушились на землянку, где были женщины и дети. Когда мы сообразили, в чем дело, и бросились на помощь, было уже поздно. Филипп не мог устоять против дюжины нападающих, хотя он очень смелый и сильный парень — на моих глазах он разрубил одного до пояса, и это со стрелой, которая застряла у самого сердца! Но долго так не могло продолжаться — Филипп упал, они ворвались в землянку, схватили Настеньку и тут же ускакали, никого больше не тронув и ничего не взяв. Только тогда я понял, что было истинной целью нападения. Но к этому времени мы были совершенно обессилены. В погоню пускаться не с кем — пятеро убитых и семеро с тяжелыми ранами… Дом пылает, женщины и дети кричат…
Картымазов замолчал и отвернулся.
Медведев обдумывал его рассказ.
Это не вся правда. «О нападении нас предупредили. Кто? И почему тогда не предупредили о цели нападения?»
— То были люди Кожуха?
— Не могу утверждать точно. Из тех, кого разглядел в бою, никого прежде не видел. У четверых убитых не нашли ничего, что подсказало бы, кто они. И все же я уверен — это его люди.
— Почему?
— Больше некому.
— А это не могли быть… те, из лесу, что меня встречали?
— Нет, что ты! — убежденно возразил Картымазов. — Они нас не трогают. Даже иногда помогают.
Медведев внимательно посмотрел на него. Вот как?
— А кто они… эти люди в моем лесу?
— В твоем? — насмешливо переспросил Картымазов. — Даже Михайлов с его гордыней не смел считать этот лес своим. Вначале, правда, делал попытки выкурить их оттуда, но потом смирился. Как все в округе. Это Татий лес, Василий, — не твой. И так, видимо, будет, пока они сами не уйдут.
— А кто там командует?
— Некий Антип Русинов. За его голову государь наш, великий князь, назначил высокую награду, но уже пятый год как Антип здесь, а я как-то не встречал охотников получить эту награду. Нам, мелким дворянам, самим не справиться, а из Медыни слать людей на верную гибель не хотят, и правильно делают. У Антипа большой, сильный отряд, его люди знают здесь каждую кочку и каждую тропку — попробуй разыщи их в непроходимых топях Черного болота да в непролазной гуще Старого бора! — Картымазов помолчал. — Есть и другие причины — со временем сам поймешь. Мы их не трогаем, и они нас сильно не обижают, если не считать, что осенью собирают с каждого имения в округе дань хлебом, мясом, солью, мехами, вполне, впрочем, умеренную.
— Значит, пять лет вы покорно позволяете себя грабить?
Картымазов побагровел.
— Вот что, Василий, — ты еще очень юн и потому я тебя прощаю. Ты первый день в этих краях, а мы здесь жизнь прожили. Ты еще многого не понимаешь. Вот поживешь с годик, и коли жив будешь, мы с тобой об этом потолкуем.
Искорки гнева сверкали в глазах Картымазова.
Глупый мальчишка. Дерзок и самодоволен. Похлеще покойного Михайлова. Долго не проживет. А жалко. Что-то в нем есть…
Медведев улыбнулся.
— Ладно. Поживу с недельку, тогда и потолкуем. Глядишь, к тому времени и Татий лес опустеет…
Картымазов с досадой пожал плечами. Медведев переменил тему.
— Скажи, Федор Лукич, а из твоих людей никто вчера не пропал?
— Кроме дочери — никто.
— Значит, все люди твои и Филиппа как живые, так и мертвые, остались здесь?.
— Да, конечно. Мы бы сразу заметили, если б кого-то недоставало. А почему ты спрашиваешь?
— Те, кто на тебя напал, возвращались обратно мимо моего дома, когда я туда приехал. Меня они не видели, но я разглядел их хорошо. Один из них вез девушку, закутанную в покрывало.