Дворянин. книга первая. часть первая
Шрифт:
Вот чёрт, опять ляпнул не подумавши. И как мне объяснить, что это такое, без комментариев? Да его даже ещё и не придумали, эти комментарии. Вот смеху будет, когда кто-нибудь у англичан спросит про это? Думай голова, прежде чем язык распускать. И так все мои домочадцы стали выражаться, что другие туляки в ах…. особенно на рынке, когда они торгуются за покупки. По-моему, некоторые купцы и продавцы с некоторых пор вызывают торг специально, торгуясь до последнего.
— Ну, это…когда… ничего объяснять не будут — выкрутился я.
— Да-а? — удивление
— Ты чего смеёшься? — начала сердиться Анна, стукнув меня кулачком.
Пришлось срочно закрывать ротик поцелуем, а руками усиленно гладить прекрасное тело и "вкусные" выпуклости. Удивительно, как в таких условиях она сумела его удержать. Скорее природа и наследственность предков. По меркам принятой красоты 19 века… она была не очень. Сейчас «больше в моде» невысокие и пухленькие, с маленькой грудью и большой попой, целлюлитные тётки. Анна наоборот, слишком высокая и худая и с размером груди под тройку. И для меня…само-то.
— И откуда ты это всё знаешь? — немного отдышавшись и успокоившись, опять полезла ко мне с вопросами. Вот, тоже разведчица Кэт.
— А ты Камасутру индусов не читала? — Надо же мне как-то выкручиваться. — Вот прочтешь, потом и вопросы задавать будешь…или пробовать. Там такое иногда увидишь — усмехнулся я и цыкаю зубами.
— А ты и с индуской был? Наверное, в столице. Ты точно внебрачный сын…что-то там набедокурил, вот отец тебя и спрятал тут — сначала спросила, а потом подвела точку.
Ого. Вот это логика! Ну, Шерлок Холм в юбке. А с другой стороны, это сейчас обычная практика, набедокурил в столице, то езжай в глухомань и подумай о своём поведении. И что ей ответить? А лучше я ей про женское бельё расскажу. А то от нижнего белья Анны мне плакать горькими слезами хочется, а не любви. И это модная портниха, выписывающая наряды из Парижа и Лондона, так одета?
— Вот видел я на индийских женщинах… — и пошёл рассказывать про современное бельё.
— А корсеты? — последовал вопрос, чуть только я остановился.
— А корсеты, примерно вот такие…
— Все-таки ты, бесстыдник — проговорила она и нахмурилась.
— Не понял? Почему ты сделала такой вывод? — изумился я и сел в кровати, подложив подушку. Вот и стоило мне стараться и рассказывать, чтобы получить упрек и надутые губки?
— Ты копался в женской одежде — последовал ответ.
— Вот же…Да копался. Но вывод ты сделала неправильный. Сколько вещей Анна ты видишь у меня, которых ни у кого нет? — надо прекращать такие наезды, а то наше сотрудничество сойдёт на нет. А дама во всех смыслах приятная.
Дальше она стала хмурить и морщить прекрасный лобик. Раздалось и её сопение при оглядывании по сторонам.
— Предлагаю ещё раз сходить в душ? — улыбаюсь я и обнимаю Анну.
— Много — наконец произносит она.
— Что много? — теперь уже не понял я.
— Много у тебя вещей, которых я ни у кого не видела — вынуждена была признать голая «принцесса».
— А это значит…что? — тереблю
— Ты хочешь сказать, что…
— Всё везде смотрю. И постоянно учусь. Беру лучшее и стараюсь создать сам…и что-то новое тоже. Или очень, очень забытое старое — заканчиваю за неё.
— Но женскую одежду — не унималась Анна, шутя, пытаясь вырваться.
— Надо создавать и женское нижнее бельё и мужское. И лучше тебя никто с этим не справится — потом немного помолчал — сделаешь и продемонстрируешь мне.
А дальше нам было не до разговоров. Я, схватив попискивающую женщину, и потащил её в душ, а потом в кровать, а потом мы уставшие уснули. Проснувшись, Анна кое-как привела себя в порядок, служанок-то у меня нет. Попили чаю с пирогами, дождалась своего возка, и она отправилась домой.
— И всё же ты… бесстыдник — проворковала она на прощанья.
— А я буду рад видеть тебя в любое время. Но лучше к вечеру — добавил я в изящное ушко.
— Я…буду иметь это в виду — выкрутилась портниха и упорхнула, оставив только приятные воспоминания. Эх хорошо быть молодым…богатым и здоровым…
Пошёл в спальню и обратил внимание, что на ёлке остались только игрушки и яблоки. Остальные вкусности все съели. Ночью под утро. Я предупредил, что могут брать после часу ночи. Молодцы, дождались, и…съели всё. Особо на питании я не экономил, но и не баловал. Силился вспомнить, когда же я закрыл дверь в кабинет и не смог. А и ладно, махнул на это дело рукой. Сейчас два дня выходных и кроме крайне необходимых работ никто ничего делать не будет.
На столе лежали подаренные мне меховые перчатки из великолепной кожи. Я плюхнулся на постель, которая сохранила запах духов Анни, и уснул со счастливой улыбкой…
Наконец, к концу января у Самсона склепали печь для Добрынина, а я закончил макет мельницы. На заводе «слепили, как смогли», по-другому и не назвать.
— Руки бы им поотбивать…и головы тоже — увидев это «чудо», воскликнул я.
— Как-то вы уж очень…несдержанный Дмитрий Иванович — опешил Добрынин от моей реакции. Ну да для него это почти шедевр механизации, да ещё планируется в его доме.
— Да какой несдержанный! Да как такое вообще сделать можно было. Нет, ответственности за это я нести не хочу. А то, что это будет работать…я вообще не уверен — на одном дыхании вырвалось у меня.
— Да-а…как только с вами тяжело Дмитрий Иванович — вздохнул глава.
Гольтяков в отличие от Самсона, всё сделал хорошо. Надо будет у себя поменять баки на его медные нормальные батареи. Провозился я с Куликом, у которого открылась тяга к технике, неделю. Постоянно ругая начальство и рабочих казённого завода. Постоянно приходилось что-то подправлять. А угля, это чудовище, жрало намного больше, чем должно было бы быть, а тепла давала меньше. Но Николай Николаевич остался доволен, что у него в семи комнатах стало тепло, и таскаться с жаровницами не надо. Я же на прощание плюнул на печь, перекрестил и пожелал проработать печке хотя бы три месяца.