Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века
Шрифт:
Из этой галереи скучающих женских типов мемуаристами отдельно выделяется «светская львица». Она активна, в противоположность пассивной добропорядочной христианской супруге. Сочетание в общественном сознании православных норм и великосветских представлений требовало от «светских львиц» особой деликатности и чувства меры, чтобы не прослыть дурными женщинами.
Исследователи понятия «повседневность» отмечают, что сплетня представляет собой вымышленный рассказ о необычном, неповседневном [89] . Таким образом, она подчеркивает представления о норме и обыденности. При общей любви к сплетням в столицах женщине крайне сложно было сохранить безупречную репутацию. В основном сплетни касались интимной жизни: всем было известно, что за закрытыми дверями самого благовоспитанного дома могли проходить бурные любовные романы, совершались измены и недозволенные сцены. В идеале и женский будуар, и гостиная должны были быть безупречны с точки зрения нравственности. И чем красивее была женщина, тем осмотрительнее приходилось ей себя вести, оберегать честь – свою и своей семьи, не давать ни малейшего повода для слухов – но при этом всякий раз вызывать восхищение у противоположного пола.
89
Касавин И. Т., Щавелев С. П. Анализ повседневности. М.: Канон+, 2004. С. 408.
Чтобы как-то разнообразить повседневность, создать иллюзию деятельности, полезности, аристократки и незанятые по службе дворяне обязаны были «делать визиты». В «Дамском журнале» говорится, что в Москве с визитами ездили только на Новый год и на Святой неделе и то часто ограничивались визитными билетами [90] . В Первопрестольной «с интимными визитами являлись уже в 10 часов, – вспоминает Ю. Арнольд, – а „штатс-визиты“ отдавались, начиная с полудня и не позже 2 часов, потому что во многих домах обед в обыкновенные дни сервировался в 3 часа» [91] .
90
О хорошем обществе… С. 184.
91
Цит. по: Лаврентьева Е. В. Светский этикет пушкинской поры. М.: Олма-пресс, 1999. С. 96.
В Петербурге визиты делались ежедневно. Постоянная занятость мужчин на службе создавала дамам необходимость вести не менее активную деятельность в обществе. Занятия же домашним хозяйством, воспитанием детей нередко воспринимались аристократками как обуза.
В Москве визиты приходились обычно на период с полудня до двух часов дня, а в Санкт-Петербурге аристократы посещали друг друга с двух до пяти. Стоит также упомянуть о том, что если дворянин служил, то и домашний уклад семьи полностью подчинялся графику его работы: день начинался рано утром, обедали, когда отец приходил со службы, отдыхали, ужинали около 9 часов вечера, затем детей укладывали спать, чтобы обеспечить отцу полноценный отдых [92] . У молодых дворян, еще не обремененных семьей, был более свободный распорядок. В романе А. Ф. Вельтмана «Приключения, почерпнутые из моря житейского» мы находим такое описание жизни великосветского холостяка преклонных лет: «Бывало, с двух до двух, хоть плохо, но спится; потом визиты, потом обедать в клуб или на званый обед, потом на вечер, в концерт, в театр, в заключение в клуб – сколько новых впечатлений, сколько разговоров о какой-нибудь грации театральной, сколько прений о том, кто с чего ступил и почему так ступил, с добрым или злым намерением пошел в вист, умно или глупо сыграл; сколько сладких воспоминаний об сам-пят, об удачной прикупке; сколько мыслей и дум о том, что ежели бы так пошел, а не так, так совсем была бы другая игра» [93] . Жизнь на первый взгляд активная, но от скуки и хандры отнюдь не спасающая.
92
Так было заведено и в доме родителей Ф. М. Достоевского. См.: Сараскина Л. И. Достоевский. М.: Молодая гвардия, 2011. С. 58.
93
Вельтман А. Ф. Приключения, почерпнутые из моря житейского. М., 1848. С. 112.
Характерной особенностью семейных визитов было соблюдение иерархии: младшие посещали старших. Барон А. И. Дельвиг (инженер и мемуарист) писал, что его, а также братьев и сестру по праздникам возили на поклон к родственникам со стороны матери – князьям Волконским. Он же вспоминал об одном довольно запутанном случае, который приключился с его родственником, поэтом Антоном Дельвигом. Тот проживал в Санкт-Петербурге, и однажды в столицу приехал его дядя Дмитрий Андреевич, князь Волконский. Именитый родственник ожидал, что поэт немедленно посетит его, но Дельвиг этого так и не сделал. Дядя был в ярости: ему и в голову не могло прийти, что его визит мог остаться незамеченным. В отличие от провинции, где появление князя – действительно важное событие, в Санкт-Петербург ежедневно приезжали десятки аристократов, и никому до этого не было дела. Кроме того, произошла путаница: князь Волконский считал Антона Антоновича своим племянником, потому что сестра его была вдовой дяди Дельвига. Однако при этом их матери были двоюродными сестрами, следовательно, они приходились друг другу троюродными братьями. Но этого родства Дмитрий Андреевич не хотел вспоминать, чтобы не потерять право старшинства в глазах Дельвига [94] .
94
Дельвиг А. И. Указ. соч. Т. 1. С. 24, 36–37.
В теплое время года (примерно с мая по сентябрь) многие дворяне выезжали из столиц, преимущественно из Санкт-Петербурга, на дачи в пригороды. Княжна М. Г. Назимова писала, что их жизнь на даче в Петергофе мало чем отличалась от жизни в Петербурге. Так же закладывали ландо в два часа, так же делались визиты до пяти. За обедом почти всегда были гости, затем прогулки с гостями «на музыку», где делались приглашения на чашку чая и собиралось человек пятнадцать. При дачной жизни была только разница в легкости созывать к себе гостей. Девушку в 11 вечера отправляли спать, а бабушка еще ужинала и до 2–3 ночи играла в карты [95] .
95
Назимова М. Г. Бабушка графиня М. Г. Разумовская // Исторический Вестник. 1899. Т. 75. № 3. С. 848.
Но визиты и приемы гостей все же делались не без цели: в это время разносились известия, которые могли испортить или укрепить репутацию и карьеру. От ловкости и умения плести интриги зависели судьбы людей. В основном же жизнь на дачах, а особенно в усадьбах, характеризовалась меньшей строгостью. Большинство дворян средней руки, проводивших зимние месяцы в Москве, Петербурге или крупных губернских городах, летом обязательно уезжали в деревню, в свои поместья. На лоне природы, в кругу семьи, можно было забыть о столичной суете, отдохнуть [96] . Также, следуя веяниям моды, дворяне могли отправиться на некоторое время (кто мог – на год) за границу [97] .
96
Фуражева Н. С. Культура общения в русской дворянской усадьбе в конце XVIII – первой половине XIX века: дисс. … канд. культурологии: 24.00.01. М., 2009. С. 82.
97
Лермонтов М. Ю. Собр. соч. Т. 6. С. 435.
В отличие от столиц, с их суетой и бешеным темпом жизни, как пишет В. А. Соллогуб, «в быте старосветского помещика того времени [1820-х] господствовало спокойствие библейское. Старик, его дети, его слуги, его немногие крестьяне образовывали точно одну сплошную семью при разностепенных правах» [98] . Расстояния между соседями, жившими в своих деревнях, в основном были огромные, поэтому и виделись они намного реже, чем в городах. Так, героиня романа Федора Фан Дима (Е. В. Кологривовой) «Александрина» жаловалась на то, что время святок было единственной возможностью «побеситься» девушкам, которые виделись крайне редко, и они веселились за весь период разлуки, в то время как в столицах количество скучных обязательных визитов в несколько раз возрастало [99] . В деревнях помещики спокойно занимались ведением хозяйства, расходов почти не делали, темп жизни был неспешным, гости могли оставаться у хозяев на несколько недель. В деревне не нужно было соревноваться с соседями в роскоши.
98
Соллогуб В. А. Повести. Воспоминания / Сост., вступ. ст., коммент. И. С. Чистовой. Л.: Художественная литература, 1988. С. 395.
99
Фан Дим Ф. Александрина, небольшой роман, взятый из записок Юрия З*: В 2 ч. СПб., 1855. Ч. 1. С. 59.
Князь Александр Васильевич Мещерский с чувством гордости за своего отца писал, что тот пренебрег тщеславием высшего петербургского общества и удалился в деревню за тем, чтобы создать и оставить состояние своим детям (а их у него было одиннадцать). Это ему вполне удалось [100] . По замечанию великосветской дамы М. А. Волковой, Санкт-Петербург – город, требующий больших трат, тогда как с доходом в 15 тысяч в год можно «порядочно жить» в любом другом месте, «если не мотать» [101] .
100
Мещерский А. В. Из моей старины // Русский архив. М., 1900. Кн. 2. № 5. С. 242.
101
Грибоедовская Москва в письмах М. А. Волковой к В. И. Ланской. 1812–1818 гг. // Вестник Европы. 1874. Т. 9. С. 150.
Дворянин М. Л. Назимов оставил следующие воспоминания об укладе жизни в своем уездном хозяйстве: вставали рано, в 6–7 часов. Пили чай, и, когда отец уезжал в свои соляные амбары, начинались обычные ежедневные занятия домочадцев, а мать, управившись на кухне, с девушками плела кружева. Обедали обыкновенно не позднее часа, после обеда отдыхали; потом, смотря по времени года, гуляли в саду, возвращались к вечернему чаю или отправлялись после окончания отцом счетов с соляными промышленниками и возчиками в гости, а в другой день ожидали к себе гостей. Эти «очередные между уездными чинами» вечеринки не требовали значительных расходов «по простоте запасных продуктов и при употреблении с чаем кизлярской водки, а при закуске ерофеича [102] и наливки». Играли в бостон, но без значительных выигрышей или проигрышей [103] . Дети росли на природе, в большей простоте, чем в столицах. Приезжие в провинцию столичные барышни «дивились непристойности губернского румянца, красноте рук, даже свежести рта» [104] . Дворянки в усадьбах (независимо от того, постоянно они там жили или только наездами) больше времени уделяли хозяйственным делам, принимали участие в домашних заготовках продуктов на зиму, в то время как их мужья занимались общим управлением хозяйства и контролировали действия приказчика.
102
Ерофеич – водка, настоянная на различных травах.
103
Назимов М. Л. В провинции и в Москве с 1812 по 1828 год // Русский вестник. 1876. Т. 124. № 7. С. 78.
104
Вонлярлярский В. А. Все сочинения. Т. 1. С. 117.
Безусловно, стиль общения дворянина зависел от места его проживания. Если бы можно было составить некую шкалу открытости и гостеприимства, то высшая точка находилась бы в поместьях, а наибольшей закрытостью и сдержанностью характеризовался бы Санкт-Петербург. Это касается как поведения в свете, так и в семейном кругу. По словам В. Г. Белинского, «москвичи – люди нараспашку, истинные афиняне, только на русско-московский лад» [105] . В Петербурге жили постоянно в незримом либо реальном присутствии императора, поэтому и позволить себе более вольного поведения не могли. «Хороший тон – это точка помешательства для петербургского жителя», – продолжает Белинский [106] . Провинциальный житель еще далее отстоял от столичного франта. Характерна в этом смысле встреча героев «Обыкновенной истории» И. А. Гончарова Александра Адуева, провинциального молодого человека, с дядей Петром Ивановичем, столичным жителем: «он было бросился на шею к дяде, но тот, пожимая мощной рукой его нежную, юношескую руку, держал его в некотором отдалении от себя, как будто для того, чтобы наглядеться на него, а более, кажется, затем, чтобы остановить этот порыв и ограничиться пожатием» [107] . Жизнь в Петербурге была более дорогой, показной и суетливой. В Москве темп жизни был медленнее, и число ежедневных контактов со знакомыми значительно меньше, чем в Северной столице, что позволяло больше времени уделять семье, общению с близкими и любимым занятиям.
105
Белинский В. Г. Собр. соч.: В 6 т. / Под ред. Б. К. Фуксе. Киев: Изд-во Б. К. Фукса, 1911. Т. 6. С. 312.
106
Там же. С. 315.
107
Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8 т. М.: ГИХЛ, 1953. Т. 1. С. 33.