Дворянство Том 1
Шрифт:
– Чего изволите?
– с преувеличенной вежливостью спросила Елена.
В кабаке наступила относительная тишина, Гаваль как раз сделал перерыв, чтобы промочить горло и съесть бутерброд из шмата сала на черном хлебе, все полито сиропом. Елена машинально улыбнулась, вспомнив, как сама долго и мучительно привыкала к пищевой традиции смешивать жирное со сладким. Калории, прежде всего, недаром известные и популярные сказки обязательно заканчивались морями свиного жира и бесконечными колбасами.
– А знаешь… - Кимуц тяжело привалился к столу. Потертую одежду клоуна
– Зна-а-аешь, - врастяжку повторил Кимуц. – Я вот сидел и думал… Долго думал.
Язык его заплетался, скованный вином, но профессионально поставленную дикцию легко не пропьешь, речь клоуна оставалась более-менее разборчивой.
– В общем, хотел бы я знать… откуда ты? – Кимуц громко икнул и едва не упал навзничь, но удержался-таки на ногах.
– Я издалека, - дипломатично сообщила Елена, от души желая собеседнику немедленно сломать себе шею.
– Не, этотпнятн-н-на… - Кимуц запутался в согласных, но прорвался сквозь них, как путник через болотный тростник.
– Но вот к-ко-ое дело…
Неожиданно кабак посетил Грималь. Слуга бретера обычно избегал присутственных заведений и вообще напоминал чем-то алкоголика в завязке, который боится лишний раз глянуть в сторону бутылки. Но сейчас почему-то нарушил зарок и даже заказал себе пива. Раньяна видно не было, как и Жоакины. С мечником то все ясно, наверняка сидит у постели Артиго, но вот что поделывает злобная акробатка? Интригует, небось, коза паршивая.
Кимуц, тем временем, кое-как распутал язык и даже вернулся к более-менее членораздельной речи. Елена пропустила мимо ушей начало его спича, а когда прислушалась, ей стало неуютно и захотелось как-нибудь незаметно приколоть старого лицедея.
Сбиваясь, глотая слоги, временами теряя нить, зачастую не в силах найти правильные слова, но упрямо возвращаясь на прежнюю колею, Клоун вещал на тему того, что еленины истории нельзя просто взять и выдумать. За ними должна стоять мощная культура и наработанный массив сказаний, из которых можно собрать нечто новое, как из кирпичиков. Определенно ценитель дешевого вина получил хорошее образование и скорее всего, учился риторике. Кимуц не знал определений «культурный багаж», «бэкграунд», «фольклорная первооснова» и тому подобное, но довольно точно передавал их смысл имеющимся словарным запасом. А теперь он подводил к любопытному выводу: истории Елены культурной основы как будто не имеют вовсе. Они взялись из ниоткуда, сами по себе. И было бы очень интересно разузнать, где их родина, на каких сказаниях выросли такие сюжеты.
– Откуда ты?
– спросил Кимуц прямо, глядя на Елену отнюдь не трезвыми, но и не совсем уж залитыми вином глазами.
– А там еще такие сказания ходят? Ну, другие?
Женщина
– Да черт с тобой, - тяжко вздохнул Кимуц, едва не уронив кувшин.
– Не хочешь, не говори.
Он как медуза сполз с табуретки, побрел к выходу, обнимая сосуд обеими руками. Елена проводила алкоголика немигающим взглядом, прикидывая, что если выждать пару минут, затем незаметно выскользнуть сквозь черный ход, который закрыт, но не заколочен, перехватить Кимуца, благо склад-отель на отшибе… И снова, как тогда, у телег и костерка, едва ли не за руку сама себя ухватила. Так нельзя… нельзя.
Да, двух человек она прикончила своими руками, но это не считается. Их и людьми то назвать - грех. А убивать кого-то просто из-за того, что он тебе не нравится или кажется опасным… нет. Даже посреди скотства надо оставаться человеком. Ну, или хотя бы стремиться к тому.
Театральная компания как-то незаметно, один к одному, собралась в «еленином» углу. Все уже знали, что Кадфаль ушел, Насильник и ухом не вел, упорно отмалчивался, лишь пожимал плечами в ответ на вопрос - куда же? Наконец Гаваль заказал пива, чтобы выпить за здоровье искупителя, на добрую дорожку. Все дружно согласились, что идея хорошая, а Елена после мгновенного колебания выставила весь продуктовый навар, полученный сегодня, в качестве закуски. Приобщились все кроме опять же Насильника, который устроился в уголке за кружкой воды и принялся точить сменный наконечник своего копья-протазана.
Заочные проводы отчасти напоминали жизнерадостные поминки. Наверное, так сказывалась давняя традиция из времен, когда деревенский мир заканчивался у межевых камней, и странник по большому счету отправлялся на тот свет, причем вернуться мог вполне уже не человек, а какая-нибудь потусторонняя жуть в его обличье. Учитывая, что Кадфаль ушел неведомо куда и непонятно зачем, настрой «помянем братана» был удивительно к месту.
– Что-то мне... страшновато играть колдуна, - сумрачно признался Марьядек.
– Боюсь, не выдюжу. Вдруг настоящий какой-нибудь увидит, что я его так приложил оскорбительно. И обидится?
– Побьем колдуна, - легкомысленно предположил Гаваль, которого с пива развезло как иного с водки. Гамилла ткнула спутника под ребро локтем, пресекая глупые речи.
– И останется с нами один Насильник, - вздохнул Грималь, кивнув по направлению к искупителю.
– Некому будет певуна вышучивать и про должок напоминать.
Его тихая речь попала в мгновение тишины, когда по воле случая никто в кабаке не орал похабную песню, не требовал вина и уважения, не стучал по столу деревянными ложками, приказывая немедленно тащить заказ и так далее.