Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века
Шрифт:
В настоящий момент автором статьи выявлено применительно к последней трети XVIII века около 70 русских усадебных театров (как с крепостными, так и с «благородными» актерами) в 19 губерниях (и это без учета загородных императорских резиденций). Существование этих семи десятков усадебных театров документировано в различной степени. Некоторые из них лишь глухо упомянуты в мемуарах; не везде возможно дать точную датировку (предположительно часть из приведенных ниже в списке театров функционировала чуть позже, на рубеже XVIII–XIX и в начале XIX века); требуют уточнения названия некоторых усадеб и имена их владельцев; не всегда надежно указание на наличие крепостной труппы и т.п. Верификация всех этих сведений — дело будущего.
Усадебные театры в последнюю треть XVIII века существовали во Владимирской губ. — в Андреевском, Владимирского у. (граф А.Р. Воронцов); в Дубках, Покровского у. (А.А. Бехтеев); в Ундоле, Владимирского у. (А.В. Суворов); в Калужской губ. — в Полотняном Заводе, Медынского у. (А.А. Гончаров); в Троицком, Тарусского у. (княгиня Е.Р. Дашкова); в Сивцеве, Тарусского у. (А.П. Сумароков); в Курской губ. — в Красном, Обоянского у. (граф Г.С. Волькенштейн); в Спасском (Головчине тож), Хотмыжского/ Грайворонского у. (О.И. Хорват); в Жеребцове, Курского у. (И.П. Анненков); в Москве (А.И. Нелидов); в Сафонове (Денисьевы); в неустановленной усадьбе (Ширковы); в Московской губ. — в Гребневе, Богородского у. (Бибиковы); в Ивановском, Подольского у. (граф Ф.А. Толстой); в Иславском, Московского у. (Н.П. Архаров); в Кривцах (Новорождествене), Бронницкого у. (князь П.М. Волконский); в Кускове (Спасском), Московского у. (графы П.Б. и Н.П. Шереметевы); в Люблине (Годунове тож), Московского у. (князь В.П. Прозоровский); в Маркове, Бронницкого у. (граф Н.П. Шереметев); в Марьинке (Воздвиженском), Коломенского у. (Д.И. Бутурлин); в Нескучном, Московского у. (князь Д.В. Голицын); в Никитском, Бронницкого у. (князья
Ингрид Ширле.
Перемена мест: Дворянство в разъездах и в гостях [233]
На протяжении XVIII века поездки становятся распространенной культурной практикой, в которую вовлекается все больше групп населения. Типовое разнообразие путешествий в эту эпоху простирается от исследовательских до служебных поездок и посещения гостей, от паломничеств по монастырям до поездок дворян для обучения за границу, от посещений целебных вод в Спа до поездок на первые русские курорты, появившиеся в конце XVIII века.
233
Я хотела бы поблагодарить О. Глаголеву и С. Дальке за ценные комментарии к моей статье.
С изданием в 1762 году Манифеста о вольности дворянской благородное сословие получило право ездить за границу{1407}. Поездки во Францию молодых русских дворян, их Grand Tour, находятся в центре одного из исследований Владимира Береловича. Эпоху от правления Петра I до пушкинских времен охватывают работы Сары Дикинсон, посвященные заграничным поездкам россиян{1408}. Оба автора фокусируют свое внимание прежде всего на путешествовавшем за границу столичном дворянстве. В настоящей же работе проблема ставится иначе: меня интересуют не только длительные путешествия, занимавшие большие временные отрезки и сопровождавшиеся многочисленными ночевками, но и просто «пребывание в дороге» и поездки в гости как элементы коммуникации внутри дворянства и дворянских «жизненных миров» в провинции{1409}. Посещения родственников, поездки на ярмарки или в столицы, в губернские города, а также паломничества дворян по «святым местам» интерпретируются с точки зрения их коммуникативных аспектов и трансфера — как товаров, так и идей, с точки зрения построения образа жизни, соответствующего сословному статусу дворянина. При этом я опираюсь на проблематику наук о культуре, обозначенную и сформулированную Сьюзан Смит-Питер во введении к историографическому обзору, где рассматривается место русской провинции в научных исследованиях: «Как распространялись идеи по провинциальной России? Кто жил там? Как жил? Существовало ли там ощущение своего, локального пространства и менялось ли оно с течением времени?»{1410}
С одной стороны, путешествия и поездки в гости, как и любая перемена места, рассматриваются как составные части процессов обмена знаниями и материальными благами между столицами Российской империи и провинцией. Акторами этого процесса были путешественники, гости, возвращавшиеся в свои поместья дворяне, привозившие с собой новости, слухи, письма, иногда — книги и журналы. С другой стороны, если воспользоваться моделью «коммуникации и формирования общества среди присутствующих», взаимные визиты обращают на себя внимание как существенный элемент принадлежности к дворянству и дворянской идентичности{1411}. Поездки в гости, составляя часть той силы, что скрепляла сети родства и патронажа, конституировали дворянство как группу. Поэтому мы исходим из тезиса, что прием гостей, а также визиты родственников и друзей имели функцию самоутверждения дворянства как группы и благородного статуса в целом. Это затрагивает, разумеется, и ту часть дворянства, которая проводила большую часть года в столицах. Однако особенно большое значение такая форма «коммуникации среди присутствующих» имела в провинции, в отличие от столиц, где центром и ориентиром дворянской жизни был в первую очередь двор. Самовосприятие дворянина, убежденность в своем статусе, постоянное утверждение себя в соответствующем статусу образе жизни имели значение только в сообразной статусу среде общения. Применительно к саксонскому дворянству историк Йозеф Мацерат сформулировал эту закономерность так: «Принадлежность к дворянству может быть предметом обсуждения, может создаваться или упрочиваться только совместно с членами той же группы, к которой принадлежит дворянин»{1412}. Посещения поддерживали и укрепляли связующую силу родственных и дружеских отношений. Поездки и взаимные визиты имели тем большее значение, что могли удерживать и закреплять социальные связи, а также конституировать социальные группы на протяжении длительного времени. Другие — институционализированные — структуры дворянской коммуникации возникли лишь с учреждением дворянских выборных корпораций в уездных центрах.
Поездки означали возникновение коммуникации и создание трансфера товаров. Путешествия в другие регионы или в столицы позволяли бросить взгляд на другие миры. Дорога была пространством, в котором сталкивались друг с другом представители всех социальных групп. А Табель о рангах, как свидетельствуют происходившие в пути конфликты, лежала в основе правил поведения на дороге [234] .
Разъезжали, конечно же, и представители других социальных групп — купцы, священники и крестьяне. Однако свободное время, которое можно было использовать для визитов и путешествий, представляло собой важную привилегию дворянства, отличая его от большинства населения. Сезонная «перемена мест» и частые поездки с визитами представляют собой важный элемент дворянского самовосприятия {1413} . Поездки принадлежали повседневности, в том числе и потому, что имения зачастую были распылены. Средства передвижения и сами прогулки демонстрировали, помимо прочего, соответствие приличествующему дворянину образу жизни. Начиная с последней трети XVIII века карета превращается в статусный символ. «Видеть и быть увиденным» — так звучал девиз эпохи. Новые названия, дававшиеся поездкам, — например, заимствованное из французского «вояж» {1414} — или посещениям гостей — «визит» {1415} — маркировали распространение новых практик и влияние западноевропейской литературы о путешествиях {1416} . Насколько важна была эта сфера деятельности — посещения и поездки, — показывает, например, заключенный в 1775 году в Орловской провинции договор помещика Дениса Васильевича Юрасовского с домашним учителем. Французскому домашнему учителю графу Генриху де Блажену по договору в постоянное распоряжение предоставлялась коляска или — в зимнее время — сани с двумя кучерами в ливреях. При этом он обязывался «ездить в деревню и всюду, куда бы Денис Васильевич с детьми и со всею фамилиею своею ни поехал бы» {1417} . Дополнительным указанием на то, что поездки и требовавшиеся для этого средства передвижения становились статусным символом, является тематизация и сатирическое высмеивание складывавшегося вокруг кареты культа в критических по отношению к дворянству сатирах, а также в комической опере Якова Борисовича Княжнина Несчастие от кареты {1418} .
234
См., например, происшествие на большой Киевской дороге 1744 года, когда бригадир и Лейб-кампании адъютант Петр Федорович Гринштейн столкнулся с графом Алексеем Григорьевичем Разумовским и его людьми (Панчулидзев С.А. (Ред.) Сборник биографий кавалергардов. Т. 1: 1724–1762. М., 2007. С. 257–258 [Репринт издания 1901 года]). Я благодарю Лоренца Эррена за указание на этот текст.
Хронологически мое исследование ограничено второй половиной XVIII века, а за его отправную точку берется освобождение дворянства от службы в 1762 году. Анализируются в работе пути и места коммуникации, возникшие в период губернской реформы и создания учреждений местных сословных органов власти. Фокус исследования составляют четыре аспекта, относящиеся к передвижению и визитам: практика поездок; поездки с визитами как элемент дворянской жизни; поездки как средство трансфера — как товаров, так и идей — между регионами и столицами; поездки и сезонные переезды провинциального дворянства в сатирическом изображении той эпохи — представление практической стороны дворянского самовосприятия в карикатурном свете. Исследование проводится на основе опубликованных эго-документов {1419} , специальной литературы и первых результатов, полученных в ходе реализации коллективного проекта, проводящегося при Германском историческом институте в Москве, «Культура и быт русского дворянства в провинции XVIII века (по материалам Орловской, Тульской и Московской губерний)» [235] . Указанная проблематика рассматривается на отдельных примерах, взятых из жизни дворян, живших в провинциях империи и путешествовавших по ней. Современное состояние исследований не позволяет дать однозначный ответ на вопрос о том, можно ли говорить об индивидуальном действии или о специфической, характерной для целых групп практике. Отдельные примеры позволяют тем не менее сделать по крайней мере набросок тех рамок, в которых действовали дворяне в провинции.
235
Исследовательский проект Германского исторического института Москвы «Культура и быт русского дворянства в провинции XVIII века» под руководством О.Е. Глаголевой и И. Ширле. В центре внимания в моей части проекта находятся географическая мобильность и пространство действия, групповые идентичности, межрегиональный обмен и коммуникация со столицами.
В дороге
Наши были весьма рады, что мы благополучно возвратились {1420} .
Приводимая мною далее в качестве введения некоторая типология должна прояснить, кто, когда, как и куда ездил.
Государственная служба, военная или гражданская, вела за собою частую перемену мест. Дворяне-мужчины имели значительный опыт перемещений. У женщин эта обусловленная службой практика отсутствовала. Однако, разумеется, повсеместно было принято, что гражданские чиновники, а иногда и военнослужащие возили за собой свои семьи{1421}. Кроме того, женщины уезжали по личным делам — сопровождая своих мужей, путешествуя с семьей или с ближайшими родственниками{1422}. Посещения больных, поездки в церковь, по монастырям и на ярмарки или времяпрепровождение в обществе родственников были основными видами частных поездок. Детей в основном брали с собой в поездки, дома оставляли только самых маленьких{1423}.
Путешествовали дворяне на лошадях: в тройках, кибитках или каретах, зимой — на санях. Ради большего удобства женщины предпочитали комфортабельные кареты, если они имелись в распоряжении. Среднестатистическая скорость в пути была около 5 км/ч{1424}. Курьеры на быстрых почтовых лошадях могли проехать в день до 125 км{1425}. Самыми подходящими для длительных путешествий сезонами были лето или зима, самым опасным периодом — время таяния снега, когда дороги становились непроходимыми, а реки нельзя было пересечь. Возможность путешествовать не на своих экипажах, а на быстрых почтовых появилась в 1770-е годы, но была ограничена несколькими направлениями{1426}. В экстренных случаях, когда нужно было двигаться очень быстро, использовали ямщиков. Например, когда приближался срок родин у жены Михаила Петровича Загряжского, супруги пересели на более быстрых лошадей, чтобы успеть добраться до Москвы{1427}. Такие путешествия были достаточно дороги. Поэтому основная масса дворян предпочитала путешествовать на своих лошадях и в своих экипажах. Тем не менее поездки стоили немало. Кареты, как отмечал тульский помещик Андрей Тимофеевич Болотов, в 1760–1770-е годы были редким товаром{1428}. В пути они часто ломались, требуя ремонта, кроме того, не хватало лошадей. Конокрадство было широко распространенным явлением{1429}.
На сложности с дальними поездками указывает тот факт, что для доставки дворян на выборы в город подавались фургоны [236] . В Москве и Санкт-Петербурге средства передвижения вызывали, напротив, иные проблемы. В 1775 году был опубликован императорский манифест «для прекращения излишества в экипажах», регулировавший отделку экипажей. Поводом к его изданию стал тот факт, что «дворянские домы […] в немалом же числе отягочены неоплатными долгами» {1430} . [237] Нарушения сложившейся в том числе и для экипажей Табели о рангах были неизбежны. Поездка помещицы Прасковьи Александровны Апухтиной и ее племянника по Брянску «в екипаже классу ея не принадлежащих» стала причиной для доноса, написанного местным городничим в 1799 году {1431} . Даже те представители недворянских слоев, кто мог позволить себе собственный транспорт, стремились с его помощью продемонстрировать более высокий статус, чем они имели в действительности. Это могло приводить даже к вмешательству властей. Указ 1775 года запрещает лицам недворянского звания иметь «позолоченные или посеребренные кареты» {1432} .
236
А.В. Романович-Славатинский слышал рассказы очевидцев о том, как проходили дворянские выборы в Московской и Рязанской губерниях на рубеже XVIII–XIX вв., и даже видел «фургоны оригинальной конструкции», предназначенные для доставки бедных дворян из уезда на выборы (Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. СПб., 1870. С. 433–434. См. статью А.И. Куприянова в настоящем сборнике).
237
Дворянам, не имевшим офицерского ранга, было запрещено ездить в карете по городу. Однако этот запрет вызвал, по всей видимости, возмущение. Уже 18 апреля того же года это правило было пересмотрено и пользоваться каретой неофицерам было разрешено, хотя количество лошадей ограничивалось двумя (ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 20. № 14301 [18 апреля 1775 г.]). См.: Sacke G. Adel und Btirgertum in der Regierungszeit Katharina II von Russland // Revue beige de philologie et d'histoire. T. 17. 1938. P. 815–832, здесь р. 832.