Двойная эмиграция
Шрифт:
Вечером, когда я, подписав необходимые бумаги, выслушав кучу инструкций и подписав их, изнемогая от дикой усталости, вернулась домой и озвучила своему супругу, что завтра вместе с госпиталем отправляюсь на фронт, то прочитала в его глазах ужас… Потом он сел рядом со мной, крепко обнял и молча заплакал. Одними глазами. Я заплакала вместе с ним. От безысходности, от того, что ничего нельзя изменить – военная машина закрутила в свои жернова и нас…
Всю ночь мы собирали в дорогу мои вещи – близилась зима, поэтому мы метались по квартирке, хватая то одно, то другое. Мы не знали, что брать с собой,
В итоге мы приготовили несколько бутербродов и наложили полный чемодан пожитков, да так плотно их напихали, что я с трудом смогла этот чемодан поднять.
Утром нас забирал военный грузовик. Подъехал прямо к подъезду. Александр проводил меня, загрузил мой чемодан, крепко прижал, как будто прощался навсегда. Я же, обнимая его в ответ, словно находилась в каком-то полуотрешённом состоянии и никак не могла поверить в происходящее. Я тоже не знала, надолго ли мы расстаёмся, но надеялась, что не более, чем на один-два месяца…
Мы отправились к месту расположения нашего прифронтового госпиталя. Ехали медленно – сначала объехали весь Мюнхен, собирая медицинский персонал, и лишь к вечеру выехали за город и двинулись в сторону фронта. В грузовике нас было девять человек. Следом за нами должны были отправиться ещё три бортовых машины с врачами и сёстрами милосердия. Пока мы объезжали город, мне всё ещё казалось, что всё происходящее – это лишь сон. Я словно ждала сигнала «отбой», но так и не дождалась…
Рогатое пророчество
Добирались мы почти четверо суток, всё это время мы, откровенно говоря, голодали, так как, в отличие от немецких солдат, кормить нас никто и не собирался. Сухие пайки, которыми «щедро одарялись» немецкие солдаты, нам не полагались, так как мы не считались военнообязанными, а относились к Красному Кресту. Предполагалось, что мы должны добраться до места расположения госпиталя менее чем за сутки, поэтому наше руководство решило, что сухие пайки нам ни к чему. Продукты, которыми мы предусмотрительно запаслись, уезжая из дома, закончились уже на второй день, хотя мы и экономили. У немцев не принято делиться с сотоварищами последним, как у русских, но мы делились друг с другом – чисто по-женски, по-матерински… Или по-сёстрински?..
Солдаты и техника двигались к линии фронта твёрдым уверенным строем, мы ехали медленно то аккуратно обгоняя их, то подолгу выстаивая на обочине и пропуская вперёд колонну за колонной. На привалах солдаты и офицеры частенько обращались к нам за медицинской помощью – кто ногу стёр, кто простудился, кто захромал, кто порезался, и за оказанную помощь любезно делились с нами своими пайками, угощали минеральной водой, пивом и даже шнапсом.
В один из таких привалов произошёл странный случай, который мне показался каким-то пророческим, и я частенько вспоминала о нём в дальнейшем.
Мы проезжали где-то, наверное, по территории Польши, когда водитель вдруг решил устроить небольшой привал, а заодно и заправить бензобак. Он остановил машину, мы все дружненько вылезли, чтоб во время заправки не дышать парами бензина, и расселись на обочине. Невдалеке от нас по другую сторону дороги на лугу мирно паслись коровы, и мы стали за ними наблюдать. Мимо нас по дороге медленно проезжали какие-то запряжённые лошадьми подводы, боевые машины и мотоциклы, маршировали ровным строем колонны немецких солдат, а мы сидели и отдыхали на травке, разглядывая коров. Кое-кто даже прилёг.
И вот вдалеке показалась очередная колонна чеканящих шаг немецких солдат. По их лёгкой, задорной, совсем пока ещё не боевой походке мы поняли, что это неопытные новобранцы – видать, их перебрасывают в близлежащую часть, вот и отправили пешком. Когда они стали приближаться, то идущий впереди офицер, увидев сидящих на обочине молоденьких сестёр милосердия, отдал команду, и солдаты грохнули со всей силы какой-то немецкий марш. Мы с восхищением наблюдали за ровным строем солдат, чётко отбивающих шаг в такт бравому маршу.
Но, похоже, эта громкая песня раззадорила не только нас: одна из коров отделилась от стада и начала медленно двигаться в нашу сторону. Было видно, что она с силой бьёт себя хвостом по бокам. Потом эта странная корова остановилась и стала рыть копытом землю, причём сначала только передней ногой, а потом и задней тоже! Нам даже стало не на шутку страшновато – какая-то коровушка непредсказуемая! Может, пока не поздно, в машину сигануть?!
Мы замерли: страх и любопытство овладели нами. Что будет дальше?
Тем временем бурёнка начала припадать на передние ноги и, наклонив голову направо, стала усердно рыть землю рогом! Затем она дико взревела и со всех ног бросилась в нашу сторону, догоняя приближающуюся к нам солдатскую колонну!..
Солдаты продолжали маршировать, даже не подозревая о надвигающейся сзади опасности. А корова-то приближалась! Мы уже поняли, что это вовсе и не корова, а огромный бык с налившимися кровью глазами. Наш водитель скомандовал: «Быстро в машину!»
Мы махом заскочили в кузов машины и стали ожидать развязки… Предупредить солдат было невозможно – их громкая песня заглушала все звуки вокруг. Тогда мы начали усердно размахивать руками, подавая им знаки, умоляя оглянуться, но они совершенно нас не понимали, да и оглядываться в строю не положено. Солдаты, думая, что мы их так приветствуем, стали орать ещё усерднее. А бык тем временем зашёл с тыла и начал свою атаку, раскидывая по сторонам разозливших его крикунов…
Двум первым жертвам быка, которые шагали в последнем ряду, пришлось очень тяжко – они лежали на земле и даже не шевелились, остальные, поняв, в чём дело, начали спасаться бегством – кто куда: кто залёг в кустах, кто без оглядки подрал через поле так, что только пятки засверкали, кто забился в кузов нашей машины, трое расселись на близлежащих деревьях и наблюдали оттуда за гибнущими сотоварищами. Мы с неподдельным любопытством тоже следили за ходом событий, но смеяться побаивались! Как же можно смеяться! Это же солдаты Великой и победоносной Германии, завоевавшие всю (ну, или почти всю) Европу! Над ними смеяться не след! А так хотелось! И мы таращились из кузова своего грузовика, громко возмущаясь поведением одичавшего животного.