Двойная игра
Шрифт:
Они, должно быть, уже прибыли в Центр, и «Лилли» заключила его в свои железные объятия. Причем речь шла не только о нем, но и обо мне. Карьера для меня никогда много не значила. Но не правда ли, есть некоторая разница, на каком отрезке жизненной параболы ты застрянешь — в положительной или отрицательной области системы координат. Самое ужасное — это нулевая точка, в которой борьба добра со злом как бы затухает. С тех пор как я встал на ноги, я все время считал, что творю добро. Но чтобы творить добро, необходима свобода, точнее, свобода действий, или то, что в повседневной жизни обычно называют влиянием. Глаз был
Вилли, очевидно, изображал из себя Боба Хоупа, выступающего во фронтовом театре [35] , потому что в заключение спросил, какого размера ботинки я ношу, и заявил:
— Дэвид, вам приказано явиться без оружия!
Наши механические мастерские они переоборудовали в лабораторию. По узкому коридору первым навстречу мне вышел шеф. И он, похоже, был сегодня в юмористическом настрое. Сверкнув на меня глазами, он сказал:
— Лучше мы сразу же перейдем к вам, доктор Баум. «Лилли» еще тепленькая и с удовольствием примет вас в объятия.
35
Известный американский комический актер, «прославившийся» своей поддержкой войны, которую вели США во Вьетнаме, и неоднократно выступавший там в концертах перед американскими солдатами.
Шеф почему-то надел свою старую полковничью форму времен войны в джунглях на островах Тихого океана [36] . Наград на его груди не было. Но, как всегда в подобных случаях, он вытащил карманные часы, к которым вместо брелока была прикреплена медаль «За храбрость». Не спеша, не спуская с меня глаз, он завел часы.
— О'кэй! — сказал он с ухмылкой. — Он остается вашим человеком, доктор Баум. Забирайте его!
Сотрудник службы безопасности, в белом халате и в громадных очках с прямоугольной роговой оправой, напоминал скорее модного психиатра из Голливуда. Он вытащил листок с графиками из-под самописцев и протянул его мне:
36
Имеется в виду война между США и Японией, частично проходившая на островах Тихого океана.
— Посмотрите, фантастический медиум.
Я ничего не понял. Тогда он указал авторучкой на острый пик графика:
— Смотрите сюда: отклонение во время теста с игральными картами однозначно. Он перепутал червонную семерку с бубновой, а когда заметил ошибку, то испугался, что будет уличен во лжи. Этим объясняется его волнение. Этот человек предрасположен ко лжи, как чертова бабушка, но в то же время — и к раскаянию, как святой Августин. Если бы что-то было не так, мы бы его поймали. — И он вложил листок в металлическую папку.
Затем из стеклянной двери появился Глаз. Его лицо было сосредоточенно и дружелюбно. С комической гримасой он помассировал себе голову, на которой недавно был надет шлем с анодами. Я почувствовал облегчение, словно школьник, которого после сдачи последнего экзамена ожидают
— Затем я на некоторое время задержал дыхание: ведь известно, что при этом учащается сердцебиение. Я хотел проверить это чудовище на глупость.
Его откровенность была убийственной, но смеялся он очень заразительно. И я не посчитал нужным аннулировать результаты теста. Внизу я вынул из шкафа с учебным оружием четыре больших кольта, и мы начали стрелять по качающимся, будто они были пьяными, мишеням — устроили на радостях пальбу похлеще, чем в День независимости. Мы расстреляли целый ящик патронов — вот, наверное, Вилли удивился!
По каким-то до сегодняшнего дня непонятным мне причинам я прогнал воспоминание о том, как Мастер Глаз глядел в небо, когда с кинжалом в одной руке и другой на горле чучела отказывался нанести удар.
19
Прекрати! Я же объяснил, что задержка матриц для полосы о жизни округа не должна здесь обсуждаться. Это произошло по независящим от нас причинам. Тебе наконец ясно?! Тов. X. хорошо справляется со своими обязанностями коммерческого директора. Об этом и нужно сказать!
(Из записки, которую исполняющий обязанности главного редактора незаметно передал сидящему рядом с ним ответственному секретарю редакции во время критического обзора последних выпусков.)
Иногда случается, что они часами сидят вместе. На маленьком столике, который Эрхард Холле поставил в своем кабинете специально для Вернера, лежат три фишки для го: черная — найденная трассологами на месте преступления, белая — найденная ими самими в снегу и, наконец, еще одна — белая, выточенная из слоновой кости, целенькая, без следов огня, та, которую кузина Йохена Виола доставила из Западного Берлина. Является ли эта третья фишка искомым философским камнем?
Эрхард Холле одними пальцами осторожно берет открытый конверт, в котором лежат фишки, и кладет его перед собой.
— Если ты будешь продолжать в том же духе, то скоро соберешь полный комплект для игры, — констатирует Йохен Неблинг.
Он стоит спиной к свету, падающему из окна, скрестив руки на груди и слегка наклонив набок голову, и делает вид, что разговор его нисколько не касается.
Вернер раскладывает записки с пометками по какой-то только одному ему известной системе. Раздраженным движением он убирает конверт:
— В комплект для игры в го входит еще и доска. От фишек нет проку, если не знаешь, куда их ставить. Расставить все по своим местам — вот это да!
Эрхард Холле хватает кофейную чашку, но она оказывается пустой.
— По-видимому, придется выучиться играть в го, чтобы раскрыть убийство, — бурчит он и ставит чашку на место, громко звякнув ею о блюдце.
— Итак, давайте конкретнее! — Вернер кладет поверх записок еще одну маленькую записочку. — Был ли доктор Баум, он же профессор Штамм, на месте преступления? Сам ли он принес туда фишки или это сделал по его просьбе кто-то другой? А может, они доставлены в ГДР без его ведома, а то и против его воли?