Двойная игра
Шрифт:
Вернер был в отчаянии.
— Йохен, — рычал он на меня, — ты держишь удочку так, будто собираешься дубасить рыбу. Она должна свободно лежать в ладони. Вот так… — Он взял у меня из рук удочку и показал, как ее надо держать. — Нет, ты никогда этому не научишься. А подсечку надо делать одним движением кисти — пружинисто и легко.
На нас были резиновые сапоги, и мы шлепали в них по мелкому болотцу через камыши. Этот маскарад с удочками я не воспринимал особенно серьезно. В конце концов, я пришел сюда не для того, чтобы постигать тайны рыбной ловли, а для того, чтобы ознакомиться с границей, проходящей по реке Хафель. Порой Вернер проявлял раздражающую педантичность и прямо-таки непостижимую любовь ко всяким мелочам. Он считал, что, если решение о проведении операции принято, следовательно, ее надо спланировать и осуществить с учетом всех нюансов. «Тонкости, — говорил по этому поводу Вернер, —
Вернер провел удочкой невидимую линию по воде:
— В соответствии со старым делением Пруссии на провинции граница проходит вот здесь. В сорок пятом году она была использована при создании западных секторов.
Я не мог удержаться от замечания, что мы, пожалуй, никогда не разделаемся с Пруссией [61] . Но он не пожелал вдаваться в исторические экскурсы.
— Через четверть часа наш пограничный катер пройдет под мостом, — сказал он, вытаскивая из воды леску.— Он пройдет вдоль границы, как раз посередине озера. Поточнее запомни его маршрут! Не должно быть никаких неожиданностей. Ребятам о нас ничего не известно, и они вооружены. Водная зона перед мостом и за ним — наиболее тщательно охраняемый участок. Во время контрольных поездок они будут наблюдать также за заливом, а ночью вести и слуховой контроль. Кабель проходит параллельно нашему берегу. Здесь, в заливе, он пересекает озеро. Хорошо запомни расстояние и направление. Течение здесь кругообразное, но не сильное. Ты наденешь маленькие ласты: точность важнее, чем быстрота. К месту подсоединения на кабеле уже приделано гнездо. В полуметре над ним висит слабо светящийся поплавок. Не забывай, в темноте расстояния кажутся короче! Кабель, который ты должен протянуть на ту сторону, я велел намотать на катушку из бамбука — это создаст дополнительную плавучесть. Держись возле дна. Компас точно выверен, он выведет тебя к цели.
61
В феврале 1947 года Союзный контрольный совет в Германии вынес решение о ликвидации прусского государства, являвшегося в прошлом оплотом реакции и милитаризма.
Вернер не забыл ни одной мелочи. С помощью плана он рассчитал расстояние до противоположного западноберлинского берега, где сосновый лес подходил к воде почти вплотную, и время, которое мне потребуется, чтобы добраться туда.
— Где он тебя будет ждать? Поточнее, пожалуйста!
Во второй половине дня мы в последний раз договорились обо всем по радио с доктором Баумом. Я показал Вернеру на старый большой причал, который, возвышаясь над камышом, вел к открытой воде. Там я должен был выйти на сушу. Приблизительно в ста метрах оттуда Баум поставит свою машину, из которой он в случае необходимости будет подавать мне световые сигналы. Он собирался приехать один, поэтому было неясно, действует ли он с одобрения и по заданию резидента или хочет дождаться результатов акции, чтобы потом разыграть свои козыри наверняка. И это была не единственная загадка, ответа на которую мы не знали.
Вернер пометил на своем плане точку моего выхода на сушу:
— Ты отдаешь себе отчет в том, что у тебя ни с той, ни с этой стороны не будет ни прикрытия, ни страховки? Он ничего не знает обо мне, а я должен сделать вид, будто ничего не знаю о нем. Ты один. Если что-нибудь случится — а случиться может все что угодно, — ты будешь плавать в ничейной зоне, как бакен.
Мы сложили рыболовные снасти и по крутому откосу вскарабкались на сушу. При каждом шаге в сапогах между пальцами мерзко хлюпала вода. Когда я выливал ее из сапог и она, впитываясь в песок, окрашивала его в цвет зеленых водорослей, я понял, что никогда в жизни не преодолею до конца водобоязни.
Мы встретились в перерыве футбольного матча в маленьком буфете под трибунами. К назначенному сроку я доложил генералу, что операция в общих чертах разработана. Идея подсоединиться к подводному кабелю сначала удивила его, а затем он согласился и предоставил мне свободу действий. Впрочем, он был крайне немногословен. Это, возможно, объяснялось тем, что наши проиграли первый тайм со счетом 0:1 и теперь, чтобы выиграть, надо было за оставшиеся 45 минут забить два гола. Он надеялся на Моппеля, который должен был выйти на поле во втором тайме. Лишь из вежливости он предложил мне выпить коньяку. День был слишком жарким, а положение слишком серьезным. Мы условились, что «Сараево» и «Глейвиц» останутся позывными. Затем начался второй тайм, и нас позвали на трибуны. Среди 12 тысяч зрителей — это легко можно было представить — были не только наши друзья. И как раз им-то генерал и хотел показаться на глаза, чтобы уже вечером те, кто занимается анализом информации на той стороне, поломали себе голову над тем, почему один из ведущих генералов госбезопасности даже в такой напряженной обстановке нашел время посмотреть футбол. Защитить, успокоить, усмирить — все это укладывалось в одну концепцию.
«Война — мать всему» — так учили меня в школе. Но я этому никогда не верил: слишком много испытаний и лишений выпадало во время войны на долю людей, чтобы они могли называть ее матерью. И все же разве не была именно война для некоторых поколений строгим и беспощадным учителем и воспитателем? Иначе почему же тогда один из наших выдающихся писателей говорит о годах войны как о воспитании под Верденом [62] ? А какую моральную проблему ставит Симонов в своем романе с программным заголовком «Солдатами не рождаются»!
62
Имеется в виду роман Арнольда Цвейга «Воспитание под Верденом».
Войны всегда изменяли мир. Сопутствующие им голод, пожары и чума уничтожали население целых регионов, и приходившие туда колонисты и первопроходцы начинали все заново. Нередко грохот пушек сливался со звоном колоколов, зовущих к восстанию, и тогда рушились троны и короны катились по мостовым к ногам повстанцев, лопались биржи и народ становился еще беднее. Чтобы насаждать ужасы и чтобы защищаться от них, люди потратили немало сил и проявили удивительную изобретательность. Листая книги по истории, почти не встретишь страницы, где бы не шла речь о войне, о восстановлении разрушенного после войны или же о страхе перед войной. Мирные периоды фигурируют лишь как время размышлений о войне, время передышки и подготовки к новой бойне. Можем ли мы, современные люди, надеяться на иной ход событий? Есть ли у нас иная альтернатива? Более 50 миллионов жизней унесла вторая мировая война. Но даже под градом бомб, под огнем артиллерии был шанс выжить. А будущая война — какой шанс оставляет она людям, как только погибнуть? Эта война стала бы и последней.
У меня никогда не было времени на размышления. Когда я оглядываюсь назад, то создается впечатление, будто я всю жизнь шагал против ветра и постоянно боролся, чтобы меня не согнуло и не сломало. Не будь у меня этого опыта, я бы не посмел сегодня пускаться в размышления. Взирая только на пройденный путь, не научишься понимать жизнь. Но поскольку меня просят поделиться вот этими воспоминаниями, я воспользуюсь случаем и выскажу некоторые свои соображения. В связи с событиями, о которых я здесь рассказываю, мне пришла мысль, которая хоть сама по себе и не нова, но требует новых способов подачи, чтобы довести ее до общественного сознания.
В анналы истории всегда попадали такие даты, которые знаменовали собой начало или конец страшных катастроф. И казалось, ничего нельзя изменить в этом адском круговороте. Но пришло такое время — я имею в виду жизнь сегодняшних поколений, — когда то, что еще вчера было недостижимо, может стать реальностью. Опыт предшествующих поколений свидетельствует, что люди постоянно убивали друг друга, поэтому мечта о вечном мире высмеивалась как утопия. В нашу эпоху вошли и стали ее частью новые исторические силы, и если мы в нашей главной песне зовем на последний и решительный бой, то только потому, что чувствуем себя могущественной силой, способной не допустить последней великой бойни. Мы научились защищать мир. И в книгах теперь все чаще появляются даты, знаменующие собой не начало, а предотвращение катастроф.
Одной из таких дат является 13 августа 1961 года. Бойцам были розданы боевые патроны, но не прозвучало ни единого выстрела. Нам объявили войну, а мы объявили мир. Это была вооруженная акция, предпринятая ради того, чтобы не заговорили орудия. После этого мир стал выглядеть иначе. Наткнувшись на закрытую границу, противник — пусть с зубовным скрежетом — наконец осознал пределы своих возможностей. Порочный круг был разорван. Не война, а предотвращение войны привело к тому, что радикальные изменения, происшедшие в соотношении сил на мировой арене, стали очевидны даже для тех, кто страдает политической слепотой. Мир пришел в равновесие.