Двойная западня
Шрифт:
— Головой! — бросил Кондрат.
— Руку поломаешь! — заметил Валет.
— Аккуратно, Жека! — выкрикнул Гусля.
— Все, успокоились и послушали меня, — встряхнув ушибленной рукой, Жираф сбавил тон. — Послушали, господа, только спокойно. Я не знаю, Саня, что произошло на самом деле. Аркадий отрицает свою вину, и это нормально, я бы вел себя точно так же. Но от того, что ты объявил ему вендетту или джихад, что там у тебя, до победного конца, ничего не изменится в жизни каждого из вас. Сейчас надо договориться, а потом
— О чем договориться? — Кондрат подозрительно взглянул на него.
— Для начала — о прекращении военных действий. Считайте, что приказ заключить мир исходит из Киева. Такая сейчас дается новая установка. Вы трое достаточно накосячили, превратили родной город чуть ли не в эпицентр криминала, а Донбасс — уже почти Сицилия. Это кому-то нужно? Саша, чем докажешь, что тебя сдал именно Аркадий? Не отвечай, не надо, тебе об этом кто-то там сказал. Ты поверил на слово…
— Не, Жека, а кто тогда?! — взвился Кондратенко.
— Правильно, кроме друга, больше некому. — В голосе Большого слышалась неприкрытая ирония. — Еще вопрос, теперь уже к Аркадию: чем докажешь, что не ты?
Поляк счел нужным промолчать.
— Верно, лучше ничего не говорить, — одобрил его позицию Большой. — Потому что это будет твое слово против Саниного. И то, Саня повторяет чью-то брехню.
— Почему брехню? — вновь начал заводиться Кондрат.
— Слова с двух сторон. — Жираф, которому пустая перепалка порядком надоела, поморщился. — Вы тут, как у нас в Раде: один говорит с трибуны, что другой взятки берет миллионные, а тот ему с той же самой трибуны — ничего я не беру, ты сам берешь! Потом они друг дружке — докажи! Исковые заявления в суд носят. Или того хуже: один заявляет, что вот тот, скотина, детей растлевает, а в ответ — ты сам такой! Давайте такую голословную фигню прекратим нести. И лучше обсудим наши дела.
— Снова про дела. У нас разве есть дела, Жека?
— Есть, Саша. И если ты помолчишь, то я тебе все скажу.
— Делаешь предложение, от которого, типа, невозможно отказаться? — вступил Шеремет.
— Собираюсь сделать, Игорь. Готовы слушать?
— Вали всю кучу. — Валет махнул рукой.
— Тогда так: у нас мир. Не перемирие, а именно мир. Условия, на которых он будет заключен, следующие: Саня получает компенсацию, и трясете мошной вы, Аркаша с Игорем.
— Ну ни хрена себе! С какого перепугу? — Лицо Валета враз стало пунцовым.
— Именно, Игорь Петрович, как раз с перепугу. С вашего перепугу! Кондрат требовал от Гусли пятнадцать лимонов! Если тот соглашается выплатить — признает тем самым себя стукачом! Не соглашается — Кондрат его, как стукача, и застрелит! Если вы заплатите оба, это будет считаться не откупным и не признанием какой-то там недоказанной вины! Вы, друзья Александра, просто оказываете ему посильную финансовую помощь после выхода из тюрьмы! Именно так друзья и делают, разве нет?
— На какую сумму ты предлагаешь нам облегчиться? — деловито и уже более спокойно поинтересовался Поляк.
— Конечно, о пятнадцати миллионах тебе, Саня, лучше забыть. Таких денег для тебяни у кого из нас нет. Даже на миллион не мылься. Получишь с обоих по сто штук. Деньги для этих гавриков небольшие, в масштабах Донбасса — вообще тьфу, но тебе в самый раз. Не надо больше банки грабить. Кстати, это еще не все…
— Стоп! — Валет поднял руку. — Мы, значит, даем ему на бедность по сто косарей, миримся, а ты не играешь?
— Скажи спасибо, Игорь Петрович, что я с вас не беру процент за услуги переговорщика. Они дорогого стоят, между прочим. Хорошего посредника поискать надо.
— Спасибо, — хмыкнул тот.
— Будь здоров. Теперь дальше. Саня получает долю в бизнесе твоей, господин мэр, семьи. Вместе с долей у него будет официальная должность и офис. Придумаешь «крышу» на месте. Организовать все надо оперативно, местные выборы уже даже не на носу, а на переносице. Ты, как я уже говорил, идешь на выборы по партийным спискам. Придется поработать со здешним избирателем. И тут Саша тебе поможет.
— Я не рублю в политике ни хера, — отозвался Кондрат.
— И не надо! Твоя задача, Александр, независимо от должности, которую ты формально займешь, состоит в том, чтобы в нашем с тобой родном городе, на всей территории Новошахтерского района, а по возможности и у соседей на то время, пока идет активная предвыборная гонка, ни одна подлюка ни в кого не выстрелила. Даже петарды на Новый год я бы запретил. Кривую преступности, Саша, надо максимально опустить.
— Ты, дядя Жираф, нормальный язык подзабыл, я смотрю, — усмехнулся Кондратенко. — Это всегда называлось «поставить смотрящего». Ты меня за деньги Гусли ставишь смотрящим по нашей территории, я так понимаю?
— Понимай как хочешь, для меня главное — чтоб дело делалось. А дело не только в ограничении беспредела, пускай даже временного. Благополучный регион, Саша, должен дружно голосовать за ту политическую силу, которую представляет кандидат, гарантирующий благополучие. Так что полномочия… как ты говоришь, смотрящего расширились. Ну, это я позже объясню. — Большой вздохнул, словно сбросил на пол тяжелый мешок. — Теперь хоть вы осознали, что натворили, когда начали стрелять почем зря друг в друга?
Он перевел взгляд по очереди на всех троих. Поляк обреченно, не дожидаясь особого приглашения, свинтил пробку с коньячной бутылки, налил себе почти полную рюмку, отсалютовал ею Шеремету — твое, мол, здоровье! — и выпил, сразу же закашлявшись: мэр Новошахтерска не привык пить, тем более вот так, залпом, пускай даже рюмка небольшая.
— Я чего-то не понял, депутат. — Тон Валета насторожил Большого. — Гусля ладно, он, допустим, вломил Кондрата, должен хоть как-то платить…