Двойник. Пошлость
Шрифт:
– Нужна фотка в профиль, – пояснил Орлов. – Сядь нормально!
– Погодь, – сказал Вол, и растопырив ноги на лавке, выкатил грудь и сунул в зубы сигарету. – Давай, чтоб по-босяцки!
– Придурок что-ли? – сказал Мишка, и отобрав у Вола торжественно поднятый стакан, а следом цигарку, пригладил ему волосы да выставил наклон головы. Напоследок, Мишка замахнулся кулаком в причинное место Вола, отчего тот мигом сомкнул колени. – Теперь потянет.
Вспышка ослепила, но Вол не посмел шелохнуться. Применив фотофильтры, Мишка удовлетворенно улыбнулся и показал экран Волу.
– Лучше ты, один хрен, выглядеть не будешь, – сказал Мишка.
– Ну-ка це, – Вол забрал телефон, – где тут уже жать, чтобы баб посмотреть?
Мишка ткнул в экран и Волу отобразился список имен с фотографиями.
– Ба!
– Ты, алкота, сам пяток лишних землю коптишь! – оскалившись вставил Вадик.
Вол отмахнулся, не отрываясь от просмотра, но вдруг замер и поднес экран к самому носу.
– Это ж Машка, деваха моя со школы! – воскликнул Вол и показал фото приятелям. – Я ее того-этого, распечатал на экскурсии в дендрарий. Год, наверное, проходили… даже больше, после выпускного тоже бывало дело.
– Милфа… – заключил Мишка, не разделив энтузиазма. – Стремная какая-то, хотя… – он оглядел Воловью физиономию в крапинку, – для тебя самый вариант.
– Ха-ха, – гоготнул Орлов, – зубы, че у кобылы. Кем работает? Клянусь, она у меня мудя щупала в военкомате.
Уязвленный, Вол отодвинулся на другой конец лавки и отправил сообщение:
«– Машутка здравствуй узнала кто пишет?»
Тишина. Вол наполнил стакан и начал потягивать, то и дело поглядывая на экран. «Поди спит», – подумал Вол и было собрался выйти покурить, но телефон пиликнул.
«– Привет, Валентин) Так ты на одноклассниках есть? Не видала тебя раньше.»
Вол со страху осушил стакан и настрочил ответ:
«– Молодежь затащила в омут»
«– И правильно)
– Рассказывай, как ты, что ты! Сколько лет прошло… ((»
Вол почесал онемевшую от выпитого щеку, задумался. Фантазия отказала в прошлом, предпочитая скабрезные мечтания.
«Потихоньку помаленьку. Работаю. Выпить закусить хватает»
«Ладно прибедняться. У вас пилотов зарплаты до небес!»
Он вспомнил, как юношей грезил летным училищем. Целый выпускной год Валентин цокал каблуками по школьным коридорам, подражая офицерам, выпячивал грудь, а кепку носил исключительно набекрень. Если прежде Валентин охотно пренебрегал обязанностями ученика, то два последних класса он самозабвенно учил, посещал и корпел. Все же классный руководитель (женщина в серой кофте с лицом того же цвета) настойчиво увещевала Валентина задуматься о несколько приземленном ремесле, которое выбрали остальные – токарь, монтажник, слесарь (водитель, вообще, элита). Учитель понимала слабость школы, а денег на взятку, чтобы перевести ребенка в лицей или гимназию у родителей Валентина не было. Но аргументы взрослых не могли убедить юного мечтателя, в глазах которого они слили борьбу за лучшую долю и призывают к покорному смирению. Первыми сдались учителя, потом родители сломились под напором решительности, взрослые подточили себя мыслями: «ну, а почему бы и нет», «настойчивость горы свернет» и «терпенье и труд…». В итоге, на школьном балу учителя с гордостью ставили примером для остальных будущего курсанта Волшебного, а матери, поправляя дочерям белоснежные передники, шептали присмотреться, сверстники же из самых перспективных спешили воздать уважение Валентину, чтобы заручиться выгодным контактом, будто бы Валентин уже облачился в авиаторский мундир. А дальше… Валентин провалил экзамен в лётный институт. Недобрал пару баллов. Поверженный, Валя покидал корпус приемной комиссии с осознанием несправедливости. От сгоревшей мечты тлела обида: на взрослых, что недожали, и на себя, что был жалок и наивен. Летом от безделья Валя частенько кирял пиво с дворовой пацанвой. Однажды на кураже вскрыли ларек. Милиция предложила закрыть дело в случае призыва, так обритый Валька из СИЗО поехал топтать сапоги, предварительно соврав Машке, что отбывает в Оренбург присоединиться к летному курсу, а она, девчонка-девчонкой, увидала форму, молодых парней, окруженных слезливыми родственниками, и ни секунды не сомневалась и только думала, как правильно отыграть роль будущей жены офицера. Прибыв в часть Валька был бит на протяжении полугода, что длилась «духанка». Однако, с увеличением срока службы его статус рос. В быт вернулась водка, человеческая еда с гражданки, и девки, что в обилии водились в поселке неподалеку от части. Машка не прикидывалась святой и открыто написала через год, что не дождалась и выходит замуж. Навалившись на бойницу у входа в казарму, Валька курил одну за одной и не мог накуриться, в семь побрел в ленинскую комнату посмотреть программу «Время», а там Горбач сидит и говорит: «Дорогие соотечественники… Сограждане… В силу сложившейся ситуации…». Закурила рота, даже дневальный на тумбочке. Какая там Машка…
Каждое новое воспоминание помогало Волу изловчиться в переписке. Мишка предупредил, что самое страшное в интернет знакомствах – это слово «Ясно.», которое трактуется, как «Шел бы ты нахрен, да поскорее потому, что, бросив переписку сейчас, я выставлю себя безразличной сукой, коей, впрочем, являюсь, но усердно скрываю. Следующее сообщение можешь не посылать. Едва ли дождешься ответа. Ведь я буду общаться с мужиками с фантазией, в отличии от некоторых! Под некоторыми я имею ввиду тебя! Не мужик! Ах, ах, настоящих мужчин уже нет…». Поэтому Вол, наморщив лоб, пытался выдавать оригинальность, блуждая по извилинам посредственности в алкогольном кумаре.
– Извините, пожалуйста, что подошел к вам. Меня Леха зовут. Я сам из Алейска буду.
Вол оторвал глаза от экрана и увидел тощего мужичишку в распахнутой куртке поверх выцветшей майки. Лицо его было таково, словно младенец крепко попил лет двадцать пять, трудясь на приисках. На бритую лысину со лба расходились волнами глубокие морщины, оттого что Леха постоянно поднимал брови.
Вол взглянул на часы. Три часа. Выходит, за перепиской улетело почти полтора. Кроме него за столом остался лишь Мишка, но и тот на держался исключительно на волевом желании продолжать сиесту. Леха пожал обоим руки и продолжил стоять у стола. Прикинув, что от эдакого ханыги опасности не много, Вол устало промотал беседу с Машкой и признался себе, что приехать к ней сейчас едва ли получится, однако, задел безусловно положен. «Однако ж нагородил…» – чесал щетину Вол, читая, ударные комплименты, помню – не забуду никогда, отдельно выделялась сочиненная карьера пилота дальней авиации, настолько принципиального, что, он не смирился с тем как разбазаривали его родную часть и подал рапорт. От некоторых пассажей Вол смеялся в голос.
– Я сам алейский. Лехой звать. Вы извините, мужики, конечно.
Между телефоном и глазами Вола появилась затёртая пятерня. Поздоровавшись снова, Вол спряла гаджет в карман и недовольно уставился на Леху. Тот в свою очередь, малость покачиваясь, отображал в лице невинность, на какую, конечно, способно лицо мужика за сорок. Мишка рукой предложил гостю присесть. Леха сел с краю и поставил на угол стакан с пивом.
– Ты чего подошел-то? – спросил Мишка.
С виноватым лицом крестьянского интеллигента Леха поднялся и протягивая руку Мишке сказал:
– Леха! Сам я алейский… Вы не подумайте, что я какой-то гад, я Леха…
– Да садись ты, – сказал Мишка и вновь пожав Лехину руку, усадил его на лавку.
– Мишка, блин, нахрен? – шикнул Вол.
– А можно, да? Вы извините, я нормальный, не какой-то… – насупившись сказал Леха и пригубил пива, как вдруг поднялся: – Алейский я…
– Ты уже десятый раз знакомишься, – отрезал Мишка и усилием посадил на лавку. – Пей, отдыхай, это общее место. Сидеть можно везде, где свободно, если ты не любитель залупится. Без неприятностей давай.
– Да, я нормальный, с Алейска приехал… – объяснял Леха.
– Слушай, – сердито сказал Вол, – сел – сиди, выпивай, мы тут своей кампанией отдыхаем. Понятно?
Он подсел к Мишке и достал телефон, чтобы показать фотоальбом Машки, дабы заработать пацанское одобрение.
– Работали на земле всю жизнь… – с энтузиазмом обратился Леха к Волу и Мишке, но увидев их полнейшее безразличие, поник и продолжил как бы сам с собой. – Теперь в колхозе работы нет, пришлось в центр податься. Раньше силы были, а потом никому… Мать схоронил, а за дом выручил гроши. На первое время в городе едва… Пенсии тысяча семьсот рублей. Ну, как теперь?