Двойник
Шрифт:
Она вспомнила себя в комнате для невест методистской церкви Святого Иоанна. Разглядывая себя в зеркале, она думала: "Сегодня лучший день в моей жизни. Я выхожу замуж за человека, которого люблю". Вспомнила, как мама зашла в комнату, чтобы помочь прикрепить фату. Она склонилась над ней и, вздохнув с облегчением, произнесла:
– Я и не надеялась дожить до этого дня.
Дня, когда наконец ее дочь возьмут в жены.
И вот сейчас, спустя семь месяцев, Мэтти вспомнились слова матери, которые показались ей не слишком-то добрыми. Но в тот день ничто не могло омрачить ее радости. Ни утренняя тошнота, ни убийственно высокие шпильки. Ее не смутило даже то, что Дуэйн выпил много шампанского и уснул в отеле еще до того, как она вышла
"И вот теперь она закончится здесь, в этом ящике, если только Дуэйн не придет на помощь.
Он ведь спасет меня, правда? Он хочет, чтобы я вернулась".
Думать об этом было еще тяжелее, чем о червях. Смени тему, Мэтти!
"А что, если он не хочет вернуть меня? А вдруг он все время ждал, что я исчезну и он останется с той женщиной? Что, если это он..."
Нет, только не Дуэйн. Если бы он хотел ее смерти, стал бы он держать ее в этом ящике? Живую?
Она глубоко вздохнула, и ее глаза наполнились слезами. Она хотела жить. Она была готова изо всех сил бороться за жизнь, но не знала, как выбраться из этого проклятого ящика. Вот уже целую вечность она думала только об этом. Барабанила по стенкам, стучала по крышке. Мелькнула мысль разобрать фонарик на части и смастерить ... но что?
Бомбу.
Она как будто слышала смех Дуэйна, его издевки. "Да уж, Мэтти, ты настоящий Макгайвер!"
"Ну так что же мне делать?"
"Черви..."
Они опять заползли в ее мысли. В ее будущее. Проникли под кожу, впились в ее плоть. Они уже ждали ее в земле, за стенками ящика. Ждали, когда она умрет. Тогда они набросятся на нее, устроят себе праздник.
Она перевернулась на бок и вздрогнула.
"Должен быть выход".
20
Йошима склонился над трупом, зажав в руке шприц с иглой номер шестнадцать. На секционном столе лежало тело молодой женщины, такой тощей, что ее впалый живот провисал на тазовых костях. Натянув кожу в области паха, Йошима ввел иглу в бедренную вену. Оттянул поршень, и темная, почти черная кровь медленно наполнила шприц.
Когда Маура вошла в лабораторию, ее ассистент даже не оглянулся, настолько был поглощен своей работой. Она молча смотрела, как он аккуратно снимает иглу и разливает кровь по разнообразным пробиркам. Он действовал со сноровкой профессионала, через руки которого прошло бессчетное количество пробирок с кровью бесконечного числа трупов. "Если я королева мертвых, – подумала она, – то Йошима, несомненно, король. Это он раздевает покойников, взвешивает их, прощупывает пах и шею в поисках вен, раскладывает извлеченные органы по банкам с формалином. И, когда вскрытие окончено, когда я откладываю в сторону скальпель, именно он берет в руки иглу и нить и зашивает иссеченные тела".
Йошима бросил использованный шприц в мусорное ведро. На мгновение замер, взглянув на женщину, чью кровь только что забрал на анализ.
– Она поступила сегодня утром, – объяснил он. – Любовник проснулся и обнаружил ее мертвой на диване.
Маура увидела следы от иглы на руках женщины.
– Жаль ее.
– Всегда жаль.
– Кто проводит вскрытие?
– Доктор Костас. Доктор Бристол сегодня в суде. – Йошима подкатил тележку к столу и начал выкладывать инструменты.
В воцарившемся неловком молчании клацанье металла казалось болезненно громким. Их краткий разговор был как всегда деловым, но сегодня Йошима не смотрел на нее. Он как будто избегал ее взгляда, стараясь даже не поворачиваться к Мауре. Опасаясь невольного упоминания о том, что произошло вчера вечером на парковке. Но эта тема все равно витала в воздухе, нависала над ними, и игнорировать ее было невозможно.
– Я так понимаю, детектив Риццоли звонила тебе домой вчера вечером, – сказала Маура.
Он замер вполоборота к ней, его руки застыли над металлическим подносом.
– Йошима, мне очень жаль, если она преподнесла это...
– Вам известно, сколько я проработал в бюро судмедэкспертизы, доктор Айлз? – прервал он ее.
– Я знаю, что ты работаешь здесь гораздо дольше, чем любой из нас.
– Восемнадцать лет. Доктор Тирни взял меня на работу сразу после армии. Я служил в морге санитарной части. Это было, знаете ли, нелегко – вскрывать трупы молодых ребят. Большинство из них были жертвами несчастных случаев или суицида, в армии это не редкость. Молодые ребята любят рисковать. Ввязываются в драки, лихачат на дорогах. Или же их бросают жены, и тогда они берутся за ружье и стреляют себе в грудь. Я думал: по крайней мере я могу сделать хоть что-то для них, старался относиться к ним с уважением, достойным солдат. Некоторые из них были совсем детьми, еще безусыми. Это было тяжко – видеть, как они молоды, но я справлялся. Так же, как справляюсь здесь, потому что это моя работа. Даже не помню, когда в последний раз я отсутствовал по болезни. – Он немного помолчал. – Но сегодня мне впервые не хотелось приходить сюда.
– Почему?
Он обернулся и взглянул на Мауру.
– А вы знаете, каково это, проработав здесь восемнадцать лет, вдруг ощутить себя в роли подозреваемого?
– Мне очень жаль, что после разговора с ней у тебя возникло такое ощущение. Я знаю, она может быть резкой...
– Нет, напротив, она была очень вежлива, дружелюбна. Просто по характеру ее вопросов я догадался, в чем дело. "Как вам работается с доктором Айлз? Вы хорошо ладите друг с другом?" – Йошима рассмеялся. – Как вы думаете, почему она спрашивала меня об этом?
– Она просто выполняла свою работу, вот и все. Она не собиралась ни в чем обвинять тебя.
– Но прозвучало это именно так. – Йошима подошел к рабочему столу и принялся расставлять банки с формалином для образцов ткани. – Мы проработали вместе почти два года, доктор Айлз.
– Да.
– И ни разу не было такого, по крайней мере, я не припомню, чтобы вы были недовольны моей работой.
– Никогда. Я бы не хотела работать ни с кем другим.
Он повернулся и в упор посмотрел на нее. Под ярким светом флуоресцентных ламп Маура заметила, как много седины в его черных волосах. Когда-то она думала, что Йошиме едва за тридцать. С гладким лицом, стройный, он казался мужчиной без возраста. Сейчас, заметив лучики морщинок вокруг его глаз, она поняла, кто он на самом деле: человек, плавно переходящий в средний возраст. "Как я".
– Ни на минуту, – сказала она, – ни на мгновение я не сомневалась в том, что ты...
– Но теперь-то вы сомневаетесь, так ведь? Раз уж детектив Риццоли заговорила об этом, вам придется подумать о том, что я мог изуродовать вашу машину. Что это я охочусь за вами.
– Нет, Йошима. Не сомневаюсь. Я отказываюсь от всех сомнений.
Он продолжал буравить ее взглядом.
– В таком случае вы нечестны либо с собой, либо со мной. Потому что вы наверняка думали об этом. И пока существует хотя бы малейшее недоверие, вам будет нелегко работать со мной. Я это чувствую, и вы тоже. – Он снял перчатки, отвернулся от Мауры и принялся надписывать этикетки. Она видела, как напряжены его спина и мышцы шеи.
– Мы справимся с этим, – сказала она.
– Возможно.
– Не возможно, а непременно справимся. Мы должны работать вместе.
– Ну, это зависит от вас.
Несколько секунд она смотрела на него, размышляя о том, как вернуть прежнюю искреннюю дружбу. "А может, это дружба и не была такой уж искренней, – подумала Маура. – Это я так считала, хотя все это время он скрывал от меня свои эмоции, а я – свои. Надо же какой тандем – дуэт непроницаемых лиц! Каждую неделю перед нашими глазами разворачивается трагедия, но я ни разу не видела, чтобы он плакал, а он не видел слез в моих глазах. Для нас смерть – это работа, мы похожи на двух фабричных работяг".