Двойник
Шрифт:
Хватит, Вест.
Я начинаю искать.
Сложно что-то найти, когда не знаешь точно, что ищешь. По пути сюда, у меня была блестящая идея, что я могу наткнуться на старый телефон с контактными номерами, на список близких друзей, с которыми она поддерживает связь, может быть, даже на брошенные записки с заметками о том, как меня выследить. Хоть что-то, что бы подсказало мне, как она собиралась меня устранить.
Проклиная себя, я тихо открываю комод, просматриваю бумаги, сложенные в аккуратные стопки на столе, пытаюсь запустить разрядившийся планшет. Я ведь видела
Дверь гардероба открыта. Пробегая пальцами по ее одежде, я думаю о своей потной рубашке, своих мятых, засаленных джинсах. Я чувствую по запаху, как грязны мои вещи и я сама. Секунду я раздумываю, не переодеться ли мне. Я уверена, что ее одежда подойдет мне, как моя собственная. Но эта мысль исчезает, не успев оформиться. Я не могу. Это было бы слишком… личное. Как переступить границу, которая и так слишком размыта. Превращаться из одной личности в другую не должно быть так просто. Здесь она жила, спала, мечтала, здесь сама суть того, кем она была и есть. Если бы я провела здесь больше времени, стала бы я больше похожа на нее, чем на себя? Эта мысль одновременно и забавляет, и беспокоит.
Стоп.
Голоса, доносящиеся из другой комнаты, становятся громче. Скрипит открывающаяся дверь, неожиданно в спальне загорается и быстро гаснет яркий свет, слышится шорох шагов по коридору.
Я немедленно прислоняюсь к стене, рюкзак оказывается зажат за спиной, смотрю широко раскрытыми глазами в темноту, стараясь дышать тише. Нырнув в шкаф, я падаю на колени. У меня перед носом висят куртки, а ботинки и кроссовки создают неровную поверхность под ногами. Я упираюсь рукой в стену для устойчивости.
Шаги приближаются.
Я высвобождаю руку из рукава и дотягиваюсь до пистолета. Почувствовав рукой холодную сталь, я сжимаю его в ладони. Наступившее спокойствие и помогает, и мешает. Я медленно поднимаюсь, пока снова не стою на ногах, опираясь о дверной косяк гардероба.
В дверном проеме спальни возникает большая тень. Потом она разделяется на две. Мне видны фигуры ее родителей, освещенные светом из-под крыши. Мгновение они стоят неподвижно, замешкавшись на пороге, как будто вспоминая, как было раньше. Желая, чтобы все было как прежде.
У меня проступает холодный пот, я чувствую его едкий запах в воздухе. Я ощущаю во рту резкий горький вкус страха.
Кто-то входит. Шаги легкие и нерешительные. Это мать. Она протягивает руку, чтобы коснуться чего-то на столе. Движение ее руки похоже на мелькание призрачной тени. Она поправляет то, что я сдвинула. Я задерживаю дыхание, пытаясь понять, может ли она почувствовать, что в комнате есть еще кто-то. Но не просто кто-то, а я - Альт ее дочери.
Нет. Я в безопасности. Проходит секунда и она поворачивается лицом к мужу, который стоит неподвижно в дверях. Ее профиль наводит на меня страх. В нем есть отголоски моего Альта… и меня.
– Скажи мне, что ты ей веришь, - тихо говорит мать моего Альта.
– Что когда она звонила тебе сегодня днем, она говорила это не просто чтобы нас успокоить.
– Она знает,
– Голос мужчины звучит напряженно. Это ее отец.
– Она скоро вернется домой.
Слушая их, я с легкостью могу представить как мои собственные родители - если бы они были живы - вели бы ту же самую беседу. На мгновение все четыре голоса у меня в голове накладываются друг на друга, размываются и перемешиваются, прежде чем я начинаю их различать. Я подавляю приступ жалости к родителям моего Альта, внезапно возникший из-за того, что им приходится выносить. Глупо с моей стороны забывать даже на секунду, что их грусть даже относительно не связана со мной.
– Она уже столько продержалась… - шепчет ее мать.
– Я должна верить, что она будет той самой. А как там Глэйд? У нее есть от него новости?
Глэйд. Страйкер. Ее парень.
Ее отец тяжело вздыхает:
– Она сказала, что пока нет.
– Я просила ее обдумать еще раз, стоит ли просить его стать страйкером. Даже если это означает, что Совет не будет рассматривать инцидент как СУ, если все всплывет.
– Она подходит к книжной полке и рассеянно поправляет некоторые книги, продолжая говорить. Должно быть, моя мама вела бы себя так же - занимала бы чем-нибудь руки, чтобы приуменьшить значимость того, что она в тот момент говорит о судьбе ее ребенка.
– А тот мальчишка, которого она видела с ней. Разве можно быть уверенной, что это не нанятый ее Альтом страйкер?
При этих словах я сжимаю руки, и чуть было не роняю пистолет. Во рту мгновенно пересыхает.
Корд. Она говорит о Корде.
Картинки мелькают перед глазами, как вспышки молнии. Моя пуля задевает ее щеку. Выражение ее лица, когда она отворачивается, чтобы бежать от Корда. Его лицо выглядит суровым и обеспокоенным, когда он перевязывает мою рану, но нежность рук выдает его с головой.
– Помнишь, она видела его фотографии в доме своего Альта?
– отвечает отец.
– У него на запястьях нет меток.
У меня дома. Там ли она сейчас, пока я здесь?
– Она вряд ли где-то поблизости от дома. Никто не глуп настолько, - говорит мать, ее голос резок и наполнен ненавистью. Это сбивает меня с толку и ставит в тупик, потому что я знаю, что по крови она мне такая же мать, как была и моя настоящая мама. Почему мне кажется, что эта боль, разрастающаяся в груди, одновременно и обоснована, и бессмысленна? Каким образом она так тесно связана с возрастающим страхом за Корда?
– Она сказала, куда планирует направиться теперь?
– Спрашивает мать.
– Она сказала, но сначала она дождется в Гаслайте новостей от Глэйда. Он должен позвонить ей завтра по выполнении заказа.
– Но она же не может ждать его вечно!
– в ее голосе слышатся истерические нотки, абсолютно нормальные для матери, беспокоящейся за своего ребенка.
– У нее кончается время!
– Скоро мы все узнаем, - говорит отец, стараясь успокоить свою жену.
– Давай, ты должна поесть. Пойдем вниз.
На этом они оба покидают комнату. Вместе идут по коридору, звук их шагов, спускающихся вниз по лестнице, вскоре сходит на нет.