Двойник
Шрифт:
Я выхожу через заднюю дверь. Наступил новый день. Все подернуто серой изморозью, которая ложится по утрам только ранней зимой. Я намеренно держусь подальше от травы, растущей вдоль границ заднего двора. Она покрыта инеем, а я не знаю, как скоро исчезнут с нее мои следы.
У заднего забора я опять отодвигаю подвижные доски, пролезаю сквозь дыру и аккуратно ставлю их обратно. Когда я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что старый лист фанеры, который мы использовали в качестве пандуса, все еще на месте, стоит прислоненный к забору, мне кажется, что время повернулось
Я подтаскиваю лист фанеры и прислоняю его к основанию домика на дереве. Он потрескался и покрылся плесенью, но все еще цел. В голове звучат детские голоса моих братьев, спорящих между собой, кто полезет первым. Я представляю, как они забираются наверх, внимательно следя за тем, чтобы другой не свалился с края на мокрую землю внизу, несмотря на то, что они поторапливают один другого, посылая друг друга к чертям.
Теперь я могу забраться наверх за пару больших шагов. Я вспоминаю пожарный выход в Гриде, который так же вывел меня на прекрасную точку обзора. Забравшись на площадку, тут же приседаю, чтобы проверить половые доски.
Я не иду против правды, называя это сооружение домиком на дереве: это и в самом деле домик, и он действительно на дереве. Однако он совершенно не похож на те, которые описывают в книгах, и не имеет ничего общего с теми собери-сам наборами, которые можно заказать онлайн. Семь не плотно прилегающих друг к другу широких кедровых досок образуют пол, другие доски, прибитые продольно, образуют стены высотой метра в полтора. Окна представляют собой грубо выпиленные дыры. Вот и все.
Но хватит и этого. Я пробираюсь к окну, которое выходит на мой дом, и занимаю позицию для наилучшего обзора территории между мной и врагом.
Весь мир сужается и сжимается до одной точки. Все звуки, кроме моего равномерного дыхания, исчезают. Я пытаюсь рассмотреть тени в доме. Мне видна лампа, висящая над столом в столовой и круглые ручки шкафчиков вдоль стены.
Никакого движения, все застыло. Скоро. Теперь в любой момент она может вернуться в Джетро, в мой дом.
Я упираю ствол пистолета в нижний край грубого подоконника из кедра. Мышцы руки напряжены, а живот сжался в комок.
Я жду.
Время играет с тобой, забавляется с твоим рассудком. Оно то течет медленно и вяло, а то так быстро, что боишься моргнуть, чтобы все не пропустить.
А еще время может навредить… если я позволю. Я могу начать думать о сильно натянутой мышце в шее, которая начинает дергаться, или о пульсирующей боли в черепе, которая угрожает вытеснить все остальное. Я могу погрузиться в мысли о спазмах в руке, которая слишком сильно сжимает пистолет, или о жаре в свежей, все еще не зажившей ране в плече. Я могу проиграть в голове воспоминание о той первой засаде, когда я, согнувшись за кустами у того дома в Джетро, ждала и ждала, в то время как мое тело хотело чего угодно, но только не этого.
Теперь я научилась. Я заставила себя поесть, чтобы голод перестал иметь значение. Я говорю себе, что боли в мышцах, костях и конечностях - это фантомные боли, не мои.
Ничего не чувствовать, быть страйкером.
Солнце
Судя по положению солнца на небе, уже десять. Оно должно бы согревать меня, но вместо этого я ничего не чувствую. Моя кожа ничего не пропускает.
Ее там нет. Пока.
Время идет. Время тянется, но все равно идет. Десять часов перетекает в одиннадцать. Двенадцать. Вот уже два часа, может, три, а, может, и четыре. Солнце садится. Медленно, но определенно, заходит. Небо заволакивают облака, тусклый, бледный свет умирающего зимнего дня темнеет, приобретая цвет гранита. Размытые тени последних упрямых листьев, все еще цепляющихся за клен, проплывают над головой и исчезают.
Я начинаю уставать, сколько бы ни боролась с усталостью. Я становлюсь менее бдительной, мои рефлексы затормаживаются. В конце концов, это приведет к ошибкам. В какой-то момент ствол пистолета выскальзывает, глухой стук металла по дереву кажется очень громким в тишине. Я возвращаюсь в исходное положение дольше, чем следовало бы. С изнеможением приходит паника, пронизывая меня, как стрела добычу. Мысли разбредаются по тернистым дорожкам, вызывая приливы боли и неуверенности, а я просто не в состоянии это прекратить. Не могу ничего не чувствовать.
Два часа до того, как он проснется после таблеток. Может быть, час.
Что я буду делать, если все же выполню назначение? Смогу ли я стать кем-то кроме страйкера, если это все, что я теперь умею, и тень моего ремесла ложится на все остальное. Если я отойду от дел, вовсе не обязательно, что все окружающие не отвернутся от меня, а в самом ужасном ночном кошмаре - даже Корд. Находясь рядом со страйкером, он может сломаться. А что если я облажаюсь и она сбежит? Каждую минуту, пока она жива - пока жива я - он в опасности. Он завершивший, но смертный приговор все еще висит над ним. Из-за меня. Что если время вышло для нас обоих? Что если…
Корд
Мне больно от того, как сильно я в нем нуждаюсь. Как сильно я хочу, чтобы нам была дана новая жизнь, в которой мы оба были бы завершившими.
Но эта мысль рассеивается, распадается, исчезает, как раз когда воздух покидает мои легкие, унося с собой способность соображать.
Потому что в моем доме кто-то есть.
Темная фигура движется вдоль одной из стен на кухне, я не вижу ничего, кроме еле заметного движения головы в окне. Но это она. Должна быть она.
Она в восьми метрах от меня.
Я автоматически поворачиваю ствол немного вверх. Пуля начнет полет, как только покинет дуло пистолета.
Потом прохладный ветерок встрепенется у моей щеки. Хоть он достаточно легкий, но ударяет как тяжелая пощечина.
Внезапно перед мысленным взором встает мое нападение на того мальчика на парковке позади магазинчика «У Твида». Первой пули должно было хватить. Но я недооценила расстояние и ветер и допустила ошибку, пустила дело на самотек.
Не в этот раз. Я поднимаю дуло еще немного выше.