Двойники
Шрифт:
Смотреть «Мулатку» было Марку уже невыносимо. И он поспешил откланяться. Тем более что наступил вечер, а устал за эти сумасшедшие сутки Марк как уличный пес.
Но на следующий день заглянул к этой Нине вновь. Что-то все-таки привлекло его в этой самой женщине с косичками.
И стал наведываться еще и еще. Поиски Григория на время замерли — никто ничего не помнил, и в мире Глебуардуса тоже ничего не прояснялось с пропавшим приват-доцентом. Но обнаружилась иная область поисков, область неожиданная — повесть, которую дала ему эта самая Нина.
Маленькая женщина с косичками, как оказалось, писала длинную-длинную повесть, озаглавленную «Роман».
Девочка из «Романа» не имеет имени, она просто Девочка, и у Девочки есть Мальчик. Она с ним мучается, — но эти ее мучения ей даже приятны: его все дразнят, обижают, а она жалеет его. А во сне к ней приходит настоящий Принц. Но он пока лишь загадочно намекает на скорое счастливое будущее, в котором придет к ней навсегда.
Мальчик, видимо из самоутверждения, помыкает ею. Он имеет на нее решительное, властное влияние. Он любит рассказывать ей свои мысли, а она их безропотно выслушивает, хотя ничегошеньки не понимает. Но всё запоминает в точности, вот они все в «Романе». Девочке его мысли кажутся необычайно важными. Она даже серьезно думает — вот стану взрослой и всё пойму, и буду совсем другой, и совсем не такой как все…
(«Она и так не как все — даун? Нет, как-то по-другому называется. Косички эти. А эти речи точно от Григория, она их в точности запоминала…» С какого места он понял, что повесть связана с Григорием, что она о встречах его с этой женщиной? Может, с этого вот пересечения слов Мальчика и припомнившейся фразы из «Дневника Цареграда»: «Душа и есть судьба; душа — это череда всех прожитых мгновений; существовать как целое такая череда-нить может только в Вечности; Вечность терпелива — она может ждать очень долго, пока душа-нить не откроет свои глаза в ней и не увидит себя всю».)
Они обычно встречаются в их подъезде, в одном из теплых подъездов соседней многоэтажки, на седьмом этаже, этаже, на котором никто не живет. Девочка всё-всё рассказывает Мальчику: что видела, что слышала (в «Романе» — пространные подробнейшие монологи. Читать это невозможно). Но Мальчик всякий раз внимательно выслушивает, даже просит рассказать какой-нибудь эпизод поподробней, — как «это» выглядело, что она об «этом» думает. Наверное, эти простые, волновавшие Девочку образы, увиденные ею на улицах, в магазинах, и были ее разумом, ее внутренней жизнью, тем, о чем никому не говорят, кроме самых близких людей. Что она в них находила значительного? («А ведь ты, Гриша, эту несчастную никогда толком не слушал: это она сама так придумала, чтобы хотя бы ту девочку слушал тот мальчик».)
Женщина с косичками оказалась большой чистюлей. Она постоянно что-то прибирала в своей маленькой квартире, постоянно вытирала пыль, стирала занавески, выбивала коврики. В квартире было очень чисто. А телевизор смотрела редко, одни сериалы. Сопереживала несчастным героиням. Но если какая-нибудь «злодейка», изводившая героиню, вдруг попадала в беду, то женщина с косичками искренне, до слез, переживала и за нее тоже.
В квартире было двое настенных часов — и других часов не было; одни, что висели в комнате, шли точно, а вторые, висевшие на кухне над
В «Романе» Мальчик приходит в «их» подъезд к восьми и ждет ее, Девочку. А она, всегда занятая чем-то очень важным, опаздывает. Но опаздывает всегда ненамного. Мальчик каждый раз обращает на это внимание: то слегка сердится, то подшучивает над ней, то «грозится», что в следующий раз сам опоздает — она пугается, просит прощения. И им обоим хорошо. («Господи, до чего же корявый слог-то. А орфография…»)
Девочке всё кажется, что она очень-очень занята, что у нее куча самых важных дел. Но в её жизни не происходит никаких значительных событий; сплошная череда дней, вокруг ничего не изменяется, время не течет: как будто тихо плывет в своих невинных фантазиях маленькая детская душа, и это плаванье-порханье ей необычайно приятно и единственно возможно для нее. Этот «Роман» о Девочке можно было бы назвать «Всегда». («А какие дела могут быть у этой женщины? Да никаких. Где она смогла бы работать? Нигде. В психолечебнице пациенткой. Может, Григорий ее и содержал. Надо понаблюдать, выяснить — не следует ли ей помогать».)
Как Марк и ожидал — у неё быстро закончились средства. Она перестала предлагать кофе. Куда-то делись коржики, которые она любила печь, наверное, закончилась и мука. А что она ела? не голодает ли она?
Так и есть — источников дохода у нее нет. А как жила раньше? Ходила к магазину, ставила вот эту коробку… Ну а потом, когда вот кофе появился? Не знает, но ей кажется, что это волшебство. Марк наблюдал поход в магазин за покупками: она теряется в суммах и деньгах-бумажках, дает меньше, чем нужно — на нее обижаются, обзывают, она не понимает, что ее оскорбляют, воображает, что это она попросила отвесить ей больше, чем полагается; или дает денег больше, чем нужно, и довольная, что теперь всё в порядке, берет покупку и уходит, не дожидаясь сдачи.
Марк плюнул и припер полную сумку продуктов; это быстро вошло в традицию.
Особенно она любит описывать дождь. С дождем у нее вообще какая-то мистика. Дождь идет исключительно летом. Когда он только начинает накрапывать, оказывается, что Девочка и Мальчик уже вместе, садятся в автобус (всегда автобус) и едут далеко за город, долго едут. В автобусе Мальчик неразговорчив, серьезен, а она, напротив, старается его рассмешить: ведь нельзя же быть таким серьезным, когда дождь. На нужной остановке кондуктор всегда сообщает — вам, молодые люди, выходить.
Они выходят и идут лугом, под дождем — а он всегда теплый, грибной.
«Смотри, какое красивое и высокое небо!» — всегда восклицает Девочка. («Это в дождь-то!») А Мальчик на это смеется и тоже радостно восклицает: «Сейчас мы поднимемся прямо в небо!» Капли дождя для Девочки — это маленькие удобные ступенечки, чтобы подняться высоко-высоко.
А иногда Мальчик обижает Девочку. Кажется, что он это делает намеренно, но совершенно беспричинно. Обижает всегда одинаково — принимается пристально смотреть на нее. Она отворачивается, потом поворачивается обратно — а он всё смотрит. Она начинает плакать. Но вот Мальчик, видимо, смилосердившись, принимается рассказывать ей что-то «невероятно смешное», она вмиг перестает плакать и уже смеется.