Двойное искушение

Додд Кристина

«Интересно, как много я пропустила из разговора Стэнхоупа с русской? – подумала Селеста. – И, или Стэнхоуп сам что-то не так понял. Ведь по-русски он говорит с трудом. Ну да, он просто чего-то недопонял».

Слышно было, как открылась дверь, ведущая из приемной в коридор.

– Пошлите за ней кого-нибудь, – распорядился Трокмортон не допускающим возражений тоном. – Постарайтесь остановить и вернуть. Я хочу сам переговорить с ней.

– Да, сэр, – следом последовал такой звук, словно Стэнхоуп прищелкнул каблуками.

Дверь

приемной захлопнулась. Селесте вдруг стало не по себе от того, что она остается с мистером Трокмортоном с глазу на глаз. Интересно, что он подумает, обнаружив ее в своем кабинете? Впрочем, она помнила о том, какие интриги разворачивались то и дело в русском посольстве, и научилась встречать опасность с открытым забралом.

Селеста глубоко вдохнула, решительно открыла дверь и сказала с порога:

– Мистер Трокмортон? Сэр?

Он в это время направлялся в свой кабинет и, увидев Селесту, казалось, ничуть не удивился и даже не сбился с ноги.

– Гаррик, – поправил он на ходу, глядя Селесте прямо в глаза.

Она должна была помнить о том, что это не тот человек, который может что-нибудь забыть.

– Называть вас по имени было бы неучтиво, особенно когда мы…

– Когда мы на работе? Днем? – Он остановился вплотную к Селесте, так, что кончики начищенных ботинок коснулись кружевной оборки на ее платье. – Когда мы не целуемся?

Почему он встал так близко?

– На работе. Днем. Не целуемся. Мы никогда не должны этого делать впредь.

– Зовите меня Трокмортоном, – сказал он, слегка отступая назад.

– Трокмортон.

– Только мама может звать меня Гарриком, не испытывая при этом затруднения. Я ошибся, когда подумал о том, что вы не такая, как все. Что вы… – он тяжело вздохнул, – другая.

Селеста не думала, что другая – это именно то слово, которое вертелось на языке Трокмортона. Мог бы назвать ее отважной, чуткой, наконец. Впрочем, можно ли требовать таких слов от мистера Трокмортона – очень богатого и очень занятого человека. Вряд ли ему знакомы простые человеческие чувства.

Селеста намеренно выбрала сухой официальный тон.

– Мистер Стэнхоуп неправильно понял ту женщину. – Тут Селеста поняла, что начала не с того, с чего нужно было начать, и пустилась в объяснения. – Я ждала вас в кабинете и невольно слышала разговор между Стэнхоупом и Людмилой…

Мистер Трокмортон прошел мимо Селесты, уселся за стол и сложил руки перед собой. Теперь на фоне ярко освещенного солнцем окна был виден только его черный, четко очерченный силуэт. Тоном, холодным, словно русская зима, он заметил:

– Стэнхоуп говорил с Людмилой ночью.

– Э-э, – замялась Селеста. – Но я думала, что… что Людмилой зовут ту русскую, с которой Стэнхоуп разговаривал в приемной несколько минут тому назад.

– Несколько минут назад? – переспросил мистер Трокмортон после долгой паузы. – Вы слышали, как Стэнхоуп разговаривал с русской?

– Да, Несколько минут назад. Вон там. – И Селеста указала рукой в сторону приемной.

Мистер Трокмортон снова помолчал, затем бросил на Селесту пронзительный взгляд и уточнил:

– И что сказала ему эта русская?

– Что англичанина предали и полиция его арестовала. Ее саму тоже должны были схватить, но она опоздала к месту встречи. Дорожная поломка. Она хотела поговорить с вами… точнее, с хозяином, но я полагаю, что это вы и есть. Стэнхоуп ответил, что вы очень заняты, а затем отослал ее отдыхать.

– Вы понимаете, в чем хотите обвинить Стэнхоупа? – резко сказал мистер Трокмортон.

– Я подумала, что он просто плохо понимает по-русски.

Трокмортон медленно поднялся из-за стола, заслонив своими широкими плечами солнце.

– Даже если это так…

– Русский – очень трудный язык, – попыталась оправдать Стэнхоупа Селеста. – Когда я была в России с русским послом и его женой, они говорили со мной только по-русски, и я волей-неволей выучила этот язык. Они настояли на этом, хотя сами бегло говорили и по-английски, и по-французски.

– Ждите меня здесь, – сказал Трокмортон, направляясь к двери.

Это была не просьба, это был приказ.

Трокмортон шел по коридору, а мозг его тем временем работал с четкостью отлаженного автомата.

«Факт первый: за последний год в моей разведывательной организации участились провалы. Факт второй: русские стремятся к господству в Центральной Азии, как, впрочем, и англичане. Это понятно, ведь Индия и прилегающие к ней районы – непочатый, баснословно богатый край. Факт третий: сам я не могу ничего проверить, потому что не знаю русского».

Трокмортон невольно скрипнул зубами. Он с легкостью мог решить любую математическую задачу. Он разбирался во всех тонкостях дипломатии. Он мог возглавить экспедицию и провести ее сквозь неприступные Гималаи. Мог устраивать приемы, танцевать вальс и даже целоваться с Селестой. А вот понять хоть пару слов, сказанных на любом языке, кроме английского, не мог. Что делать, не дана ему способность к иностранным языкам. Трокмортону было унизительно сознавать, что он чего-то не может одолеть, и тем не менее…

«Факт четвертый: перевод любого документа, написанного не по-английски, я поручаю Стэнхоупу и полагаюсь на его честность. Стэнхоуп владеет русским, немецким, французским и итальянским. Ах да, еще урду и хинди. У моего секретаря способность к языкам, и это я всегда ценил в нем больше всех остальных качеств. Факт пятый: Селеста три года служила у русского посла. Значит, она может быть шпионкой».

Он решительно постучал в дверь спальни, принадлежавшей леди Филберте. Ему открыла Дафти, горничная матери. На Дафти власть Трокмортона не распространялась, горничная служила только леди Филберте, исполняла самые деликатные поручения своей хозяйки и отличалась невероятной преданностью и крепкими нервами.