Двойное искушение

Додд Кристина

Но вот настало утро, и пришла пора возвращаться из призрачного мира чувств и желаний в суровую реальность, которая требует проклятой мудрости. Трокмортон свято верил в то, что, если мужчина совершил ошибку, он должен уметь за нее ответить. Вот он, Гаррик, должен посмотреть правде в глаза и признать, что нарушил вчера все правила, предписанные моралью, И должен теперь загладить свою вину. Он знал, что ему нужно сделать, и не собирался прятать голову в песок.

Пока он делал свои выводы, Селеста прикоснулась к его члену, твердому и

напряженному, словно не было позади безумной ночи. Словно Трокмортон был мальчишкой, впервые в жизни дорвавшимся до близости с женщиной.

В юности он не слишком заботился о женщинах и в любви думал прежде всего о себе, считая, как и все молодые, что если будет хорошо ему, то будет хорошо и партнерше. Но теперь, особенно после вчерашней ночи, он понимал, что самое главное – это доставить наслаждение не себе, а женщине. Много ли радости принесет двоим любовь, если будет неразделенной?

Правда, когда Селеста была близка к оргазму, она пыталась сопротивляться ему, и это не удивило Трокмортона.

Ведь он уже доводил ее до такого состояния вот здесь, в этой оранжерее. Тот случай был уроком для них обоих. Тогда Селесте трудно было смириться с тем, что собственное тело может предать ее, тем более что Трокмортон не разделил тогда с ней экстаза, оставил Селесту наедине с ним.

Несмотря на свою открытость в любви, Селеста старалась сохранять осторожность и спокойствие. Инстинктивно она понимала, что любовь – это не сдача в плен, не уступка, а способность принять дар, предложенный тебе другим человеком.

Она провела ладонями по бедрам Трокмортона и коротко выдохнула:

– Великолепно!

Сейчас, при свете дня, ее влекло любопытство, хотя она и сама этого не понимала. Ей казалось, что прошедшая ночь была лишь случайностью, сном наяву, что она на самом деле не умирала от любви, не кричала и не билась в конвульсиях. Ей казалось, что теперь она может полностью контролировать себя.

Он знал больше, чем она, и знал, что она будет снова и снова умирать от любви, зная, что Гаррик никогда не обманет и не предаст ее. А он будет учить ее искусству любви. Не сразу, понемногу.

Сложная задача – учить любви понемногу, но он с ней справится.

Она лизнула его сосок – один раз, второй, а потом остановилась. Он посмотрел на нее сквозь ресницы Селеста, сморщив нос, пыталась отлепить прицепившийся к языку волосок.

Гаррик едва не рассмеялся в голос. Черт побери! Он тут строит далеко идущие планы, а она одним своим жестом заставляет его забыть обо всем!

Селеста подняла голову и увидела, что Гаррик наблюдает за ней. Она сбросила волосок на подушку и спросила.

– Что сделать, чтобы они не попадали на язык?

Солнечные лучи пробивались сквозь задернутые занавески, освещая Селесту – обнаженную, с растрепанными волосами и припухшими губами. В утреннем свете ее кожа казалась золотистой и нежной, похожей на лепестки роз, которые с такой любовью выращивал ее отец.

– Да, это постоянный риск, – согласился Трокмортон.

– Только для меня, – сердито сказала она. «Только бы не рассмеяться!» – подумал Трокмортон, а вслух ответил:

– Для меня тоже.

– Откуда? У меня же на груди не растут волосы.

– Нет, – сказал он, запрокидывая руки за голову. – На груди не растут.

– Тогда откуда… Ой! – Она поняла и зажала себе рот ладонью.

Он улыбнулся, любуясь ею. То, что он заново научился улыбаться, это тоже заслуга Селесты. Как давно он не улыбался!

И ему нравилось улыбаться, черт побери!

Селеста распрямила свои тонкие плечи и испуганно спросила:

– Ты это серьезно?

Он сел, медленно расправил мускулы, чувствуя себя рядом с Селестой таким большим, таким сильным и таким искушенным.

Она моментально отодвинулась и с некоторым сожалением прошептала:

– Нет.

Он поймал ее за талию. Поднял на руки – Селеста была легкой, как перышко, – и перенес не диван.

– Нет, нет, нет!

Но сопротивление ее было притворным, оно лишь прикрывало смущение Селесты.

– Нет! – еще раз крикнула она, когда Гаррик усадил ее на диван.

Он опустился перед ней на колени. Взяв за колено, выпрямил одну ногу Селесты, поднес ее к губам и поцеловал ступню.

У Селесты перехватило дыхание.

– Нет, – на этот раз она сказала это чуть слышно. Он скользнул языком по ее лодыжке и дальше.

– Нет, Гаррик, нет. – Голос у нее стал низким, чувственным, как у опытной в любви женщины.

Он провел языком по нежной внутренней стороне ее бедра…

Она закинула свободную ногу на плечо Гаррика. Он поцеловал ее между ног.

Селеста запрокинула голову на подушку, шепча его имя.

Гаррик перенес себе на плечо вторую ногу Селесты и осторожно раздвинул языком складки ее плоти.

Селеста закрыла глаза, дыхание ее стало частым и прерывистым.

– Прекрасно. – Прошлой ночью он вымыл Селесту своим носовым платком, смочив его водой из кувшина, – это должно было унять боль. Но тогда, при неярком свете, он ничего не мог увидеть. А теперь он видел все и улыбался. Какой нежной, розовой оказалась ее кожа, и каким восхитительным – сокровище, скрытое в ее складках. Он не удержался и поцеловал все места, где побывал вчера под покровом ночи. Места, где он вновь побывает сегодня.

Она беспокойно пошевелилась, испытывая не только желание, но и смущение тоже. Впрочем, это свойство присуще всем женщинам – им легче пойти на близость с мужчиной, чем открыть его взору свои тайные уголки. Непостижимые существа эти женщины! Он может прожить с Селестой всю оставшуюся жизнь, но так и не узнать многих ее тайн.

Но по крайней мере одну из них он уже открыл. Гаррик вновь прикоснулся губами к плоти Селесты. Вдохнул ее запах – запах женщины. Его женщины. Он целовал Селесту медленно, осторожно, проникая в самые заветные глубины.