Двойной без сахара
Шрифт:
Вечером мы лежали в кровати молча, не касаясь друг друга даже пятками. Шон думал о завтрашнем дне — о расставании с сыном. Щедрость Джорджа обернулась злом. Перед смертью не надышишься… Подарив четыре лишних дня, Джордж только сделал Шону больнее.
Я не выдержала тяжелой тишины и сползла на подушку Шона.
— Все хорошо. Спи, — произнес он так, будто отмахнулся, и я отвернулась, но Шон тут же обнял меня, скрестив свои большие сильные руки на моем несчастном животе, который вновь тянуло — верный признак, как я успела прочитать в интернете.
Шон молча уткнулся носом мне в спину. Стало еще теплее, и я уснула, на утро
— Ты в порядке?
Я была более чем в порядке — на трусах алела кровь. Но вместо вздоха облегчения, в груди заклокотало нечто другое. Я умылась ледяной водой, но она не помогла остановить слезы. Шон продолжал стоять за дверью. Я попыталась оттянуть майку, но в итоге замоталась в полотенце.
— У меня месячные начались, — буркнула я, проходя мимо к рюкзаку, что убрать грязную и достать чистую одежду. — В Штатах уже постираем. Там сушильная машина есть, — сказала я зачем-то, возвращаясь мимо Шона в ванную комнату.
Он закрыл за мной дверь и вернулся в кровать. Совсем еще рано. Даже Карен спит. Чего я тогда полностью оделась? Что буду делать? Так и просижу на краю кровати, уставясь в окно?
— Лана, — позвал Шон, но я не обернулась. Тогда он подполз ко мне: его руки вновь сомкнулись на животе, а нос уткнулся в горб позвоночника. Я не могла расправить плечи. — Ты плакала? Почему? Ты ведь не хотела ребенка…
— Я хотела его, потому… Потому что не уверена, что когда-нибудь с открытыми глазами решусь забеременеть.
— Забеременеть от меня, да? Во мне дело?
Я расцепила его руки и обернулась.
— Прекрати передергивать мои слова! Еще месяц назад я и подумать не могла, что стану встречаться с мужчиной. Не то, что ждать от него ребенка. Мне страшно в этой новой роли. Я чувствую себя в чужих тапочках…
— Мне тоже страшно, — Шон сел и притянул меня к себе. — Это абсолютно нормально…
— Ничего тебе не страшно! — Я оттолкнула его и шмыгнула носом. — Я же вижу… У меня чувство, что ты поставил меня на место недостающей фигуры в давно расписанной игре, и потому тебя совершенно не коробит, что мы знакомы всего месяц. Иначе как объяснить, что ты хочешь ребенка непонятно от кого…
— Дура ты, Лана! — Шон отвернулся от меня и уставился в картину на стене, в синие ирисы. — Я не спал с Лондона… Да, я готов был к ребенку и мне больно разочаровываться. Но где-то там глубоко внутри я рад, что ты не беременна. Я хочу, чтобы мы оба пришли к этому осознанно. Ты пришла… Потому что если ты такая, какой я тебя вижу, то я прямо сейчас хочу от тебя ребенка и не разочаруюсь в своем чувстве через год. Я же объяснил, что это не в голове… Вернее, не только в голове. Умом я тоже понимаю, что у нас с тобой есть шанс создать семью. Мы не настолько разные, как тебе кажется. Только нам надо постараться относиться друг другу более терпимо. Я уже полжизни прожил, я не изменюсь… Но я не считаю себя каким-то монстром. Со мной можно жить. А ты… Только не обижайся, но тебе тоже скоро тридцать. Часики тикают у нас обоих. Не знаю, сколько ты решила еще тянуть с ребенком, но родить — это не так просто, а потом детей надо еще вырастить. И никто не застрахован от трости. Дай-то Бог, чтобы Джордж вновь нормально ходил… Лана…
Он потянулся ко мне, но я перехватила его запястья.
— Шон, ты сказал год. Дай нам год пожить вместе и не заводи больше разговоров о детях, договорились? У нас их и так слишком много вокруг, не находишь?
— Нахожу… Только я устал быть дядей Шоном.
Он вернулся на подушку и натянул одеяло по самый нос. Я понимала его состояние. Он дошел до точки невозврата, но я пока не чувствовала, что устала быть Мисс Ланой. Даже когда мое имя произносят с ирландским или британским выговором. Шон, с таким опытом и настроем, точно будет замечательным отцом, если, конечно, родить ему дочерей, но буду ли я хорошей мамой, а для начала — хорошей женой — этот вопрос я для себя пока не решила. Я вторую неделю барахтаюсь в болоте и не вижу кочки, на которую можно выбраться, чтобы обсохнуть от чужих соплей. Такого богатого на знакомства месяца у меня за всю жизнь не было! Хотя самое страшное все же ждет меня в Питере — представить Шона родителям. Может, я все же сумею его отговорить… Только не сейчас, когда он раскачивает перед моими глазами клубничку, точно маятник.
— Это самая большая на клубничной ферме.
— Шон, я больше не могу… Честно. Я, кажется, в наглую съела целую грядку. Убери клубнику! — я отвела его руку. — Хочешь, чтобы меня снова начало тошнить? — Хотела пошутить я, да не тут-то было!
— Да, — ответил он, не задумываясь, развернув меня к себе лицом. — Тогда я смогу сказать, что кормлю не тебя. Я не сам ее нашел, мне дала ее фейри и сказала — для твоей невесты. Слышишь? Я теперь обязан скормить тебе целое поле…
— Элайза набрала корзину или ей нужна помощь?
Я следила за белой шапочкой с красным цветочком, который двигался между зеленых кустов.
— Помощь нужна мне, чтобы разжать тебе зубы… Съешь ягодку, ну пожалуйста.
Пришлось съесть. Хорошо еще он не сказал «абракадабра»… Только поцеловал, и тут же по-воровски обернулся к полю. Джеймс ушел за дальние кусты собирать малину. Мне бы их терпение и закалку. Летний ветерок такой, что капюшон постоянно слетает, а солнце слепит глаза — ничего не видать.
— Английская клубника вкуснее ирландской, — сказала я не для того, чтобы обидеть, а констатируя факт. Я обежала все грядки для дегустации, и каждый следующий сорт был слаще предыдущего. Обалдеть! И я даже отыскала нечто напоминающее «ананасную» сдачи.
— Только Мойре не говори такое, — видно, все же обиделся Шон.
— Я замерзла. Зови детей…
— Как же мне нравится эта фраза в твоих устах, — улыбнулся Шон и только усилил на моей талии хватку. — Ну, неужели не хочется таких же, но своих?
— Не сейчас…
— Так сразу они такими и не будут. Только через девять и пять лет. Когда у тебя день рождения?
— В октябре… Седьмого числа.
— А у меня девятого в ноябре. Лана, мы почти отмотали еще один год. Подумай…
— Шон, мы договорились не говорить о детях целый год. О моих детях. О Джеймсе можешь говорить, сколько твоей душе угодно.
— Договорились. Ты же совсем замерзла! — Он накинул мне на голову капюшон и застегнул верхнюю кнопку, чтобы тот не слетел. — Что ж станет с тобой зимой?!
— Ты будешь меня греть, — ответила я без задней мысли, но у Шона, похоже, других не осталось.
— От этого дети получаются.
— Ты будешь греть осторожно. Пошли… — Я уже ступила на грядку, когда поняла, что должна поймать удачу за хвост именно сейчас. — Шон, я хотела бы поговорить с тобой про Россию. Тебе лучше не ехать. Не добавляй моим родителям лишнего стресса.