Двойной без сахара
Шрифт:
С его лица сошла улыбка.
— Ты снова? Слышала, что Джордж сказал про неделю без жены? Я с ним полностью согласен. Я еду с тобой, и это не обсуждается.
— Я никуда не еду. Я просто скажу им, что у меня серьезные отношения с одним ирландским профессором, и я поживу пока в Корке. Когда у нас станет совсем серьезно, родители приедут к нам. Меня же кто-то должен вести к алтарю. У меня уже была свадьба без родителей. Если я решу выйти замуж второй раз, то хочу сделать все по правилам.
— По правилам я должен сначала познакомиться с твоими родителями.
— Через год, ладно?
— Ты целый год не поедешь
— Ну что ты там будешь делать? Они по-английски не говорят. Ты не представляешь, какой это был ужас, когда я пригласила их в гости к Полу Доналу.
— Я выучу пару слов и возьму с собой волынку, чтобы произвести на них впечатление.
— И на соседей.
— Само собой разумеется. Лана, ты от меня не отделаешься. Даже не надейся.
— В Санкт-Петербурге ирландские пабы имеются, чтобы поиграть…
— Только при условии, что там настоящее ирландское пиво.
— Ну, этого обещать не могу…
Шон сжал мою руку и поднес к губам.
— Без пива я проживу. Ты видела, сколько я уже не пил, — Я кивнула, хотя не считала дни. — А без тебя не проживу и дня. У меня теперь две зависимости — шоколад и ты. И я не знаю, которая хуже… — Я не нашла, что вставить в паузу. — Наверное, вторая. Первое можно купить в лавке сладостей.
— Шон, дети ждут…
Он еще крепче сжал мою руку, но больше ничего не добавил. Время убегало — я безжалостно крала его у Джеймса. Мы забрали у детей полные корзины ягод и пошли в амбарчик, чтобы их взвесили. Цены бешеные — одна надежда, что с поля мы съели по меньшей мере столько же, сколько забирали с собой. Карен уже ждала нас с обедом, который ели в молчании. Дети не хотели нас отпускать, но взрослые не позволили им заикнуться про недовольство, которое читалось в понурых лицах. Я проклинала купленный билет, хотя умом понимала, что и завтра, и послезавтра ничего не изменится. Надо уезжать, надеясь на встречу.
Шон вышел с Джеймсом во дворик к загону. Я не хотела знать, о чем говорят отец с сыном. Я даже не хотела смотреть в окно, потому поднялась наверх собрать вещи. Да, в рюкзак может уместиться все, кроме сердца, даже когда сложно удержать его в груди.
Путь до Лондона оказался куда длиннее пути из него. Мы не говорили. Веки Шона дрожали, и я бы дорого отдала сейчас за умение водить на трассе машину с правым рулем. Кто сказал, что гордость — это грех? Надо гордиться, что из миллиона шанс встретить подобного человека выпал именно тебе. Только отчего эта встреча не произошла раньше. До всего того, что я успела наворотить и что искалечило мою душу настолько, что я забыла, что такое любить. Почему он не дал мне неделю понять, что мне без его любви плохо? Потому что он не верит, что мне нужен. Тот, кто сказал, что любить — это отдавать, не пережил того, что выпало на долю Шона Мура. Он устал просто отдавать, теперь он будет зубами выгрызать ответную любовь. А, может, это не так и плохо? Может, он научит меня, как полюбить его в ответ?
На подъезде к Лондону Шон позвонил Джорджу и сказал, что мы не зайдем, потому что спешим в аэропорт. Спасибо, мистер Мур! Мне эта встреча так же тяжела, как и тебе. Может, я ревную к Каре?
Мы попрощались на улице, ограничившись рукопожатием.
— В любое время, когда будете в Лондоне, звоните, — сказал мистер Вилтон, и по его вечно-бесстрастному голосу не понять было, желает ли он видеть Шона до января или же нет.
За поездку в метро мы съели три шоколадки. Не так много. Нервов было потрачено намного больше. Почти все вещи Шона влезли в мой чемодан. В его рюкзак я запихнула мольберт, чтобы избавиться от ручной клади. Для полета нам нужны лишь паспорта и крепкое рукопожатие. Ни свет ни заря мы еще раз осмотрелись в квартирке, закрыли дверь и опустили ключ в почтовый ящик. Мусорный контейнер на дороге я на этот раз заметила и выбросила в него все упаковки от съеденного шоколада. Автобус пришел минута в минуту, как настоящий английский джентльмен. Поезд в аэропорт отправился с вокзала тоже вовремя. Авиакомпания была американской и задержала рейс, но для нас это уже не имело значения. У нас была еще одна шоколадка.
— О чем мы будем говорить с тобой десять часов?
— Говорить? — я попыталась улыбнуться. — Я собираюсь проспать весь полет, просыпаясь только на еду. Что ты так на меня смотришь? Ты предлагаешь мне провести с тобой всю жизнь и боишься оказаться со мной в замкнутом пространстве на каких-то десять часов?
— Лана, я дольше часа никогда не летал. Почему ты не хочешь простить мне мой страх?
— Я буду держать тебя за руку и отпускать лишь тогда, когда принесут еду.
— Лана, ты голодная?
— А ты как думаешь? Я последние дни ничего толком не ела!
Никогда еще самолетная еда не казалась мне такой вкусной, и я старалась не смотреть на брезгливое выражение на лице Шона. Ничего, ты еще борщ не ел, а я еще никогда его не готовила. У тебя все впереди… Но начнем с русской пекарни в Сан-Франциско. Ты узнаешь, что такое хачапури… Хозяйничать на кухне мисс Брукнэлл я не буду.
— Когда ты планируешь вернуться? — спросил Шон, устав смотреть на поля белых облаков.
— Как только получим для тебя русскую визу. В музеи я водить тебя не буду. Для этого есть Санкт-Петербург, но я могу показать тебе национальный парк Йосемити, которому ваш Виклоу в подметки не годится, чтобы ты понял, что в Ирландии меня удержать можешь только ты.
— Мне для этого не нужны природные доказательства. Мне нужен твой обратный билет. И его покупаю я, поняла?
Я не стала спорить. Со спорами мы далеко не уйдем, а с учетом того, что места у окна мне не досталось, его плечо оказалось очень кстати. Я укрылась самолетным пледом и счастливо уснула, пока не пришло время заполнять таможенные бумаги.
— Лана, кролики имеют отношение к животноводству? — Шон оторвал взгляд от таможенной декларации и уставился на меня в ожидании ответа.
Я забрала у него бумагу, поставила галочки против всех ответов «нет» и вернула ему для подписи.
— А там был вопрос, хотите ли вы побыстрее улететь обратно? Там надо ставить галочку против ответа «да».
Наконец мы приземлились и разошлись по разным линиям паспортного контроля. Мне офицер сказал «Добро пожаловать домой!», а что говорят гостям, я уже забыла. Мы вновь взялись за руки, которые разомкнуть у нас потребуют только в Дублине, и если ирландский офицер спросит, надолго ли вы к нам в гости, я не буду знать, что ответить. Время покажет. У меня в запасе целый год.
— Господи Иисусе, какая жара! — выдохнул Шон, выйдя из-под кондиционеров аэропорта в июльское пекло.