Двойной капкан
Шрифт:
— Да нет такого сигнала! Есть просто: «Прием».
— Ну так и сигналь просто «Прием»!
Оператор трижды коротко ткнул рубильником в шину и вновь погасил фонарь.
Все напряженно всматривались в сторону станции. Фонарь на трубе мигнул.
— Начало сеанса, — прокомментировал оператор.
— У кого есть ручка и бумага? — спросил Голубков.
— У меня, — ответил С., доставая блокнот.
— Записывайте, Евгений Павлович! Красная лампочка на далекой трубе АЭС замигала в нервном, прерывистом ритме.
— «Стан… станция… заминирована… сем… тем…» Не понимаю.
— Семтексом, — подсказал Голубков.
— Что это за холера? — удивился оператор.
— Взрывчатка.
— «В… дето…» ага, понял: «в детонаторах тэ-е-тэ-рэ-и-лэ».
— Тетрил, — сказал Голубков. — Дальше!
— "Радио… взры… ватели… система… спутник… спутниковой… связи… про… верены.
Проверены. И… работают…" Точно: «и работают безотказно… Пус… пусковой… Бэ… лэ… о… Ага, блок… постоянно… у… у объекта… пэ…» Просто «пэ». Спрашивает:
«Как поняли»?
— Ответь: «Поняли все». Успели записать, Евгений Павлович?
— Да. Кто такой объект «Пэ»?
— Сообщник Рузаева.
— Значит, станция в самом деле?..
— Да! — рявкнул полковник Голубков. — Да! В самом деле! С. побледнел:
— Но это… Это же… Да это же катастрофа!
В грудь ему ткнулся палец режиссера. — Очень хорошо! Превосходно! Вот с этим наполнением вы и должны выйти в эфир!..
IV
Когда Боцман сообщил мне, что он хоть и начинал службу в морской пехоте, но в жизни не держал в руках ни сигнальных флажков, ни телеграфного ключа, а как перемигиваются патрульные катера, видел только во время учебного похода в Кронштадте, я готов был… Не знаю. На стенку лезть. И полез бы, если бы это могло помочь. Не могло. А что могло?
Это был типичный затык. В любом деле такое бывает. Канава поперек дороги.
Сорванная резьба. Застрявший в металле обломок сверла. И уже забываешь, куда и зачем ехал, для чего нужно этот проклятый болт открутить и зачем дырку сверлил.
Мир сужается, все упирается в этот затык.
Боцман даже почувствовал себя виноватым от того, что его неумелость свела на нет единственную возможность связаться с полковником Голубковым. Но он же и выход предложил: из этих мест многие на Северном флоте служили, может, найдется среди них сигнальщик? Кинулись в комнату отдыха. Телевизор был выключен, женщины спали на диванах и составленных стульях и креслах, мужики на полу, подмастив под головы кто что нашел. В комнате было довольно светло и мирно, как в спальне детсада в тихий час. Осторожно, чтобы не переполошить остальных, мы расталкивали по одному молодых парней и шепотом объясняли, что нам нужно. Пустой номер. На флоте действительно служили многие, но специальности были не те: дизелист, наводчик, локаторщик. Вспомнили про шестерых вохровцев в служебке. Но и здесь мимо морды, только матов нам натолкали по полной программе.
Оставалась последняя надежда — поискать среди операторов и диспетчеров на главном пульте. Слабенькая была надежда. Там работали в основном инженеры. Но вдруг? И тут нам неожиданно повезло. На лестничной площадке третьего этажа, где размещались кабинеты директора и главного инженера станции, курил белобрысый компьютерщик Володя. Узнав, что нам нужно, он удивился:
— А чего сразу ко мне не пришли?
— А ты разве служил? — не поверил Боцман.
— Нет. Но азбука Морзе — азы информатики. А про информатику я знаю все.
Но затык — он и есть затык. В нем всегда не одна подлянка, а несколько. Одна в другой. Фонарь нашелся у Дока. Хороший фонарь, сильный. Но сколько Володя ни мигал сквозь мутные от пыли стекла, ни одна зараза внизу не обратила на это внимания. Не видели. В темноте увидели бы. Но солнце уже начало явственно проглядывать сквозь облака. А время шло. Всего час сорок оставалось до шести
Я уже потерял всякую надежду связаться с Голубковым и даже внимания не обратил на предложение Володи попробовать помигать красным фонарем на вентиляционной трубе. Нужно было срочно что-то решать. Я вызвал по «уоки-токи» Артиста, Муху и Дока. И пока Володя, добравшийся с помощью главного инженера до распределительного щита, подавал сигналы вызова, я рассказал ребятам все, что знал. А ничего хорошего я не знал. И никакого решения у меня не было. Кроме того, что сразу же предложил Артист: отключить или пристрелить Генриха, а потом повязать Рузаева и его напарника. Но Муха только рукой махнул:
— А если он успеет нажать кнопку?
— Не успеет, — хмуро заверил Артист.
— А если? — повторил Муха.
— Олег прав, — сказал Док. — Риск слишком большой.
— Ну так предлагайте что-нибудь, вашу мать! — огрызнулся Артист. ^ — Не можем же мы сидеть сложа руки!
Но именно так, сложа руки, мы и сидели. Никогда в жизни я не ощущал такого груза ответственности. Мне часто приходилось принимать тяжелые решения. И в Чечне, и позже. Но тогда мы рисковали своей жизнью. Сейчас от моего решения зависела жизнь десятков тысяч людей.
Над сопками откуда-то с юга пролетел тяжелый военно-транспортный вертолет, приземлился за зданием телецентра. Минут через пять взлетел и ушел в сторону Мурманска.
Я взглянул на свою «Сейку».
4.55.
ППР, как говорят летчики. Полоса принятия решения. А решение было только одно.
То, что предложил Артист.
— Какой у тебя ствол? — спросил я. Артист вытащил из-за пояса «тэтэшник», изъятый им у кого-то из ВОХРы.
— Не годится. Возьми мой. — Я протянул ему ПСМ. — А этот давай сюда. Сними куртку, набрось на плечи. «Ночку» тоже сними, сунь в карман. Ствол — назад, за пояс. Войдешь один. Скучно тебе. И жрать охота. И спать. И вообще. Постараешься оказаться за спиной Генриха. И поближе к нему. Муха и Док. Оба — в разные концы коридора. Мы с Боцманом — в приемной. Ровно через тридцать секунд после того, как Артист войдет в кабинет, одновременно выпустите по полному рожку — в стены, в потолок, в стекла. Операция отвлечения. Генрих обязательно оглянется. Артист, у тебя будет всего четверть секунды. Не больше. Рефлекторный поворот головы. И все. Должен успеть. И сразу подхватывай взрывной блок, Рузаева и Азиза мы с Боцманом возьмем на себя. Боцман, стрелять только по ногам. Иначе можем зацепить корреспондентов. Вот вроде бы и все. Задача ясна?
— Может, лучше в кабинет зайти не Артисту, а мне? — предложил Муха. — У меня вид более безобидный.
— А зевнуть ты сумеешь? — поинтересовался Артист.
— Как? — спросил Муха. И Артист показал как.
— Нет, так не сумею, — признался Муха.
— То-то! — сказал Артист.
— Смотрите, смотрите! — закричал Боцман, показывая на телецентр. — Мигает! Точно — мигает!
И тут же по железной лесенке с верхней площадки скатился главный инженер станции Юрий Борисович:
— Сигнал принят! Ждут сообщения! Быстрей, ребята, быстрей!
Мы кинулись вверх к распределительному щиту.
— Порядок, — сказал мне Володя. — Диктуй. Только медленно, оператор там не ахти.
Не успел Володя отмигать текст моего сообщения полковнику Голубкову, как Юрий Борисович схватил меня за плечо:
— Это правда?! Станция действительно заминирована? И взрыватели настоящие?
— Нет, конечно, — ответил я. — Это учебно-штабная игра по линии Министерства чрезвычайных ситуаций.
— Я вам не верю!
— Возьмите себя в руки! — приказал я. — Идите к операторам. Скажите, что все скоро кончится. И никакой паники, ясно?