Двойной оскал
Шрифт:
Через минуту я уже переходил улицу перед главным входом в управление. Шаг получился легко и почти без неприятных последствий. Лишь легкий звон в голове да почему-то медный привкус в рту.
Ракитин расхаживал по кабинету с зажженной сигаретой в зубах и пластиковой синей папкой в руке. Увидев меня, он тут же загасил окурок, облапил за плечи и повлек в коридор:
— Пошли, пошли, Берест уже всю икру выметал.
— Погоди, давай хоть обсудим, в какую сторону грести, — попытался я его урезонить. — Чего врать шефу будем?
— Ничего. Говорить только правду, смотреть честными и преданными
— Олежек, ты никогда так много не говорил сразу, — я сделал озабоченное лицо и пощупал его лоб. — У тебя приступ логореи?
— Отвали! — Он вдруг помрачнел и остановился посреди коридора. — Понимаешь, к Хилевичу я все-таки наружку прилепил для очистки совести, а вот к Муратовой послать некого. А ведь она по списку следующая. Вчера-то как, все спокойно было?
— Обошлось. — Я решил не посвящать Олега в подробности прошедшей ночи, у него и так забот хватало. — Да не переживай ты, сгоняю в думу после совещания, если надо — еще вечерок подежурю. Не бросать же женщину на произвол судьбы?
— Хорошо, — посветлел Ракитин, — договорились. Идем к шефу.
Берест был в своем репертуаре.
— А-а, явился наконец, голубь сизокрылый! — рявкнул он, поднимаясь из кресла во весь немаленький рост. — Надеюсь, казенные средства потрачены не зря?
— Здравия желаю, господин комиссар! — Я выкатил глаза и щелкнул каблуками. — Готов доложить результаты командировки.
— Ладно, не паясничай, — махнул рукой, успокаиваясь, Берест. — Присаживайтесь, сыщики. Сейчас подъедет Велесов, и начнем.
Мы с Ракитиным сели друг напротив друга за длинный стол для совещаний, комиссар раскурил трубку, и тут дверь распахнулась во всю ширь, едва не слетев с петель.
— Извините, господин комиссар, — Велесов переступил через порог и осторожно, одним пальцем, прикрыл дверь.
— Проходи, Паша, тебя ждем, — как-то очень ласково сказал Берест.
Мы поздоровались с Павлом за руку, и все дружно уставились на шефа.
— Ну, что ж, приступай, путешественник, — кивнул мне бравый комиссар. — Только без мистики и домыслов. Одни факты.
— Если без мистики, то дело выглядит так, — медленно начал я. — Двадцать семь лет назад молодой, подающий надежды геолог, красивый видный парень, познакомился во время экспедиции на Северо-Восточный Алтай с юной девушкой-аборигенкой, оказавшейся дочерью местного шамана. Нравы в горах и сейчас современными не назовешь, а тогда — тем более. Дивчина же по уши втрескалась в красавца блондина с голубыми глазами, но вмешался грозный папаша и все пошло кувырком. Дочка, будучи характером в родителя, проигнорировала отцовский запрет и, более того, отвела любимого в… одно священное место, положенное древнему культу демона Ночи — Икэбитле, то есть Двуликому. Условия сложились крайне романтические, и молодые не устояли от соблазна. В результате геолог уехал и забыл о своем увлечении, а обманутая девушка родила дочь. Старик-отец вскоре узнал все подробности греха, счел их опасными для себя и дочери и отвез ребенка в столицу республики, записав в роддоме на имя Тояна, сиречь Найденыш. Будто бы нашел ее в горах и спас. Фамилию и отчество девочке, думаю, сочинили уже сами врачи.
Я замолчал, переводя дыхание. Ракитин также молча поставил передо мной стакан с водой. Я глотнул и продолжил:
— Девочка Тояна выросла, получила аттестат и приехала в город Сибирск поступать в университет. В положенное время влюбилась в красавца кавказца со старшего курса, а тот оказался сволочью и женился на другой. Наша героиня с горя или от отчаяния тоже вышла замуж, но продолжала сохнуть по кавказцу. Жене его вскоре это надоело, и она сообщила мужу Тояны о ее похождениях. В результате бедная девушка оказалась на улице, а потом и без работы, ибо уважаемый банк, где она трудилась, не мог допустить в своем штате сотрудников с подмоченной репутацией. Пришлось нашей героине отправиться восвояси несолоно хлебавши в родной Горно-Алтайск. А дальше, господин комиссар, начинается сплошная мистика.
— Погоди пока с мистикой, — сказал Берест, выбивая трубку.
— Но это же самое интересное!
— Все равно. Ракитин, что думаешь по этому поводу?
— Думаю, что осталось пережить еще два трупа, и вендетта закончится сама собой.
— Ага, подсчитал, значит? Ну а если мы кого-то не учли? А если ей просто понравится убивать, и появится еще один список? Мало ли обидчиков более мелкого пошиба?
Комиссар встал и принялся мерить шагами кабинет.
— Тогда уж «им», а не «ей», — подал голос Велесов.
— Что? А, ну да. Их же двое… Так что будем делать, господа сыщики? Мышей ловить или убийц?
— Предлагаю подготовить две группы захвата и наружного наблюдения, для Муратовой и Хилевича, — сказал Олег. — Дежурить круглосуточно, глаз с них не спускать.
— И сколько ты намерен держать такую прорву людей? — саркастически осведомился Берест. — День? Два? Неделю?..
— Разрешите, господин комиссар? — снова встрял Велесов.
— Валяй, лейтенант. Что надумал?
— Смотрите, если считать от убийства Ильхана Амиева, смерть Витковского наступила на шестой день, а Есаулова — на одиннадцатый после Ильхана…
— А на тринадцатый, то есть вчера, было покушение на Муратову, — сообщил я.
— Ты же сказал, что все было тихо! — возмутился Ракитин.
— Я сказал, что обошлось…
— Ну, знаешь!..
— Спокойно, — вмешался Берест. — Горячие эстонские парни. Так что там с Муратовой?
— Ночью была попытка покушения на Лилию Борисовну Муратову прямо в ее квартире. Ликвидирована успешно.
— Кто? Муратова?
— Попытка… То есть киллер. Мной лично. — Я скромно опустил глаза долу.
— А как ты оказался у Муратовой в квартире? — нехорошо прищурился комиссар.
— Она сама меня пригласила… охранять.
— Славно наохранялись?
— Что вы такое говорите, Николай Матвеевич?! Я честный человек!..
— Ты лучше на себя в зеркало посмотри. Вылитый жиголо!
Берест вернулся в кресло за столом и уставил прокуренный палец на Велесова.
— Дальше, лейтенант.
— А-а… Дальше ничего, — развел ручищами Велесов. — Не получается…
— Паша хотел сказать, что закономерность — по трупу каждые пять дней — на Муратовой нарушилась, — решил поддержать я реноме лейтенанта. — Почему-то наш неуловимый мститель заторопился.