Двойной шпагат. Орфей. Опиум
Шрифт:
Окажись он в таком месте один, ему стало бы противно. Неотделимый от Жермены, которая запанибрата болтала с фетишем, он ничем не возмущался и жил как живется.
Оркестр заиграл модный танец.
Мода умирает молодой. Вот почему так серьезна ее легковесность. Апломб успеха и грусть о его скоротечности облагораживали этот танец. Всей этой музыке суждено было в свой срок пронзить сердце Жака. Они закружились по площадке.
Когда все остановились, глядя, как монстр исполняет очередной номер, Луиза вдруг вскрикнула: «Вы?» – и они, обернувшись, увидели Озириса, который игриво улыбался, опираясь на трость, между тем как его нос, цилиндр, жемчужная булавка сверкали в свете электрических шаров.
– Да, дети мои, я самый! И даже вполне довольный. Последние дни меня донимают анонимными письмами, в которых говорится, что Жермена целыми днями пропадает на скейтинге с любовником. Я решил проверить и убедился, что это выдумки. Вот так-то, – заключил он, потрепав Жака по плечу, – потому что между нами, голубчик, не в обиду вам будь сказано (на вкус на цвет товарищей нет), вы – не ее тип мужчины.
Он сел. Жермена молотила его кулачками, грозилась и оправлялась от встряски.
– Вообще-то, – сказал он, раскрывая бумажник, – мне сдается, что это почерк Лазаря. Может быть, он решил поквитаться. Вот, Жак, возьмите, мой мальчик, проглядите эти письма. Вы, молодежь, выросли на Рокамболе [13] , вы тут лучше разберетесь, чем такой старый дурак, как я.
13
Рокамболь – персонаж романов Понсон дю Террайля (1829–1871), созданных во времена Второй империи, чрезвычайно популярных во Франции в начале века. Кокто использует, в частности, цитату из книги «Рокамболь» как эпиграф к эссе о художнике Джорджо Де Кирико.
– Ну как, мы любим глупого старенького папочку? – сюсюкал он, щекоча Жермене подбородок. – Любим, а?
И Жермена, снова на коне, надежно утвердясь в седле, отвечала:
– Нет, не любим. Никто не любит шпионов.
Жизнь Жака напоминала всегда неприбранные комнаты женщин Монмартра, которые встают в четыре часа и накидывают пальто поверх ночной рубашки, чтобы выйти поесть. При таком положении дел всегда нарастает напряженность. Нестор больше не смеялся, не показывал писем. Жака он не подозревал, несмотря на прямые улики; он подозревал Жермену. Ослепленный самолюбием, он вполне допускал, что она может изменять ему с мужчиной его возраста и дородства, что он наивно именовал «ее типом», но чтобы с малышом Жаком – в такое поверить было выше его сил. Подобная возможность даже не рассматривалась. Он проникся к Жаку особым доверием и просил его присматривать за Жерменой.
– Мне ведь приходится чуть ли не жить на бирже, и работаю я часто до поздней ночи. Вы уж не оставляйте ее одну, сопровождайте повсюду. Сделайте мне такое одолжение.
С некоторых пор Нестор Озирис отводил душу сценами. Пока еще он не угрожал; бил только статуэтки. Жермена заметила, что при каждом примирении он дарил ей бронзовых зверюшек. Это позволяло ему устраивать погромы без особого ущерба. Китайского фарфора и терракоты он избегал.
Когда он разбил саксонскую статуэтку, Жермена поняла, что водевиль начинает оборачиваться драмой. Он обшаривал ее комоды, выискивал следы, подкупал маникюрш – совсем потерял голову.
Как-то вечером, побывав перед тем у дантиста, он застал Жермену полулежащей в шезлонге. Он спросил, принимала ли она кого-нибудь. Она отвечала, что никто не приходил, что она весь день то читала, то дремала. Так оно и было.
Нестор вышел в прихожую повесить шубу. И вернулся, потрясая тростью с черепаховым набалдашником.
– А это что? Вот это? – вопил он. – Раз твой приятель оставляет в моей прихожей свою трость, ты у меня ее отведаешь!
Жермена закрыла книгу.
– Вы с ума сошли, – сказала она. – Извольте выйти вон.
Зазвонил телефон.
– Не трогай трубку, – заорал Нестор. – Если это владелец трости, я сам с ним поговорю.
Звонок действительно имел прямое отношение к трости. Дантист просил господина Озириса проверить, не произошла ли ошибка, потому что у другого его клиента оказалась трость с монограммой Н. О. вместо его собственной с черепаховым набалдашником.
Жермена скромно торжествовала. Этот эпизод обеспечил ей мир на целых четыре дня.
По воскресеньям братья Озирис охотились. Выезжали накануне, в пять часов. И тут уж Жермена была свободна. В эту субботу Нестор пожертвовал охотой, чтоб остаться с ней. То был галантный жест, долженствующий снискать ее прощение.
Жермена сумела скрыть досаду. Она предупредила Жака. Всего разумнее ему оставаться дома, на улице Эстрапад, и пораньше лечь спать.
В девять часов Жак читал у себя в комнате, равно как и остальные пансионеры (за исключением Махеддина), как вдруг на лестничной площадке раздался робкий звонок.
Дружок, исполнявший обязанности привратника, открыв дверь и с кем-то пошептавшись, постучался к Жаку и объявил, что это к нему. В дверях стояла Жермена с сумкой в руках. Жак глазам своим не верил.
Чисто рефлекторно он задвинул ногой под комод старые носки. Жермена смеялась над его изумлением.
Ей стало невмоготу скучать за столом с Нестором. Она сказала ему:
– Посиди тут; я пойду на кухню, приготовлю салат-сюрприз. – Взяла смену белья, кое-что из одежды и удрала через черный ход.
– Не ругай меня, любимый, – упрашивала она. – Я свободна, свободна, свободна. Пусть он там хоть все перебьет. Я увожу тебя в свадебное путешествие.
Бывает, что пейзажи, открывающиеся по пути следования, выглядят настолько иными на обратном пути, что человеку, возвращающемуся с прогулки, кажется, что он заблудился. Родную деревню, увиденную в неожиданном ракурсе с какого-нибудь холма, можно принять за другую, незнакомую. В свете явления Жермены на улице Эстрапад любовница предстала Жаку едва узнаваемой, а собственную комнату и вовсе было не узнать.
С минуту до него доходил смысл предложения: сесть в ближайший поезд и провести воскресенье на ферме стариков Рато, уехавших в Гавр.
Оправившись от шока, Жак впал в такое же буйное помешательство, как и Жермена. Они окрестили свое путешествие «Вокруг света» [14] . Жаку надо было спуститься к хозяйке и предупредить, что он уезжает и вернется в понедельник утром к началу занятий.
Не рискуя оставлять Жермену в своей комнате, куда мог зайти Питер, он закрыл ее в пустующей комнате Мариселя, снабдив лампой и сигаретами. Там она была в безопасности.
14
В 1896 году Жан Кокто отправляется в путешествие, подобное тому, что описано в романе Жюля Верна, и совершает его точно за такое же время. Есть фотография, на которой изображен Кокто и которую он подписывает «Филеас Фогг» по имени главного персонажа этой приключенческой книги. В 1937 году Кокто публикует воспоминания о поездке «Мое первое путешествие».
Спустившись, Жак застал профессорскую чету за важным делом: профессор заводил свои часы Буль. Пришлось ждать, пока пробьет подряд все «ровно» и «половины». После чего Жак, и без того исчезавший каждый субботний вечер, сообщил, что проведет воскресенье за городом у приятеля.
Берлины не возражали, лишь бы ученик предстал в понедельник утром в кабинете наставника. Жак побежал наверх, освободил Жермену, и они быстро собрались.
Все уместилось в одну сумку. Это обстоятельство стало лишним поводом для ликования. Они давились от неудержимого смеха. Жак, продолжая игру в «Вокруг света», шептал, что надо соблюдать осторожность, пробираясь мимо каюты злодея-англичанина с красными бакенбардами, с мешком денег и вуалью из сачкового тюля. Этот англичанин выслеживает их от самого Ливерпуля и строит козни им на погибель.