Двойной виски со снегом

Красовская Марианна

– А ничего у тебя тут, уютненько, – пробормотал он, оглядываясь. – Можно осмотреться?

– Да конечно, – машинально кивнула Марина. – Будь как дома.

Мысленно усмехнулась: «Дома». Прошла босиком по палубе, на которой после шторма оставались щепки, водоросли и осколки раковин, спустилась на нижнюю палубу, ощущая затылком его присутствие. Включила питание судна. Где-то глубоко внизу уютно загудел генератор. Включился свет, яхта ожила, зашипели насосы, откачивающие затекшую за шторм воду, запищали датчики зарядников.

Не оглядываясь, почти бегом двинулась в сторону своей каюты. Личной, в недра которой не допускался никогда даже Георг.

Арат

шел за ней. Как привязанный. Завороженный ее грацией, покачиванием бедер, обтянутых до откровения узкой юбкой. Не мог не идти. Лукавый взгляд через плечо – и он сглатывает, стягивая свитер и роняя его на пол.

Марина старательно не замечала его, стуча зубами от холода, только дверь оставила открытой – вот так, приглашающе. Пыталась вести себя непринужденно и естественно, хотя всем телом ощущала его взгляд. Не испачкать бы белоснежный ковер – на химчистку денег сейчас нет, а сама Марина ковры чистить не то чтобы не умела, просто не хотела совершенно, поэтому она пробежала на носочках вдоль стены, стягивая пиджак и небрежно швыряя туфли на пол, забежала в душевую прямо в одежде и тут же включила горячую воду, только сейчас понимая, как сильно замерзла. Буквально через мгновение в душевой стало очень тесно – молодой мужчина шагнул за ней, закрыл стеклянные двери и сразу принялся задирать узкую юбку своими красивыми и сильными руками. Застонала, отчетливо представляя его резные пальцы на своей коже. Кисти этих мужских рук хотелось рисовать, лепить из глины. Сильные, нежные, чуткие. Прижалась к нему всем телом, отталкиваясь руками от холодной стены.

Арат принялся целовать ее шею, порывисто задирая уже мокрую насквозь шелковую блузку. Сверху на них текла вода, не то горячая, как лава, не то ледяная, как снег Арктики. Марина ни за что бы не смогла определить ее температуру. Мужские руки, крепко стиснувшие грудь, обжигающе-горячий живот, прижимающийся к ее озябшим ягодицам, тяжелое дыхание – все это сводило с ума, возбуждало до того предела, за которым уже не оставалось место сомнениям – только для желания, древнего, как мир.

– Быстрее, – выдохнула она нервно, прогибаясь в пояснице, чтобы полнее ощутить его готовность продолжить прямо здесь и сейчас.

– Быстрее «что»? – хрипло спросил Арат, скользя пальцами вниз и замирая на границе кожи и тонкой ткани трусиков.

– Быстрее все, – простонала Марина не в силах больше тянуть. Ей казалось, что если сейчас он не возьмет ее, она просто сгорит в собственном пламени.

– Совсем все? – усмехнулся он прямо ей в шею и, не дожидаясь ответа, одним сильным движением сдернул с нее белье. Джинсы он расстегнул с какой-то уж совершенно немыслимой скоростью.

Одно глубокое плавное движение, и с губ Марины срывается вибрирующее и низкое, совершенно кошачье мурлыканье.

Арат пытался быть медленным, нежным, но она не дала. Подалась бедрами навстречу, ударяясь ягодицами о его живот, откровенно застонав, выгнулась звериной дугой. Самообладание? О чем вы! Когда женщина творит такое под мужчиной, даже у стороннего зрителя не останется и толики самообладания. Отбросив последние крохи выдержки, он судорожно сжимает ее, вбиваясь в такое сладкое тело, прикусывает тонкую кожу на плече, оставляет россыпь засосов. Разрядка, как удар молнии, накрывает их одновременно и до обидного быстро. Как волна, от которой не убежать. Марина и не знала, что бывает так: когда не остановиться, не спрятаться.

Странное, незнакомое ощущение. Она вдруг отчетливо поняла, что определение «подходят друг другу» – это не

метафора. Он ей подходил, как хитроумный ключ к замку с секретом. Только вошел, повернулся, что-то щелкнуло, и стальная дверь, закрытая от всех других мужчин, вдруг открылась.

Ее личный ключ. Ее Соболь.

– Я весь промок, совершенно, – деловито сообщил Арат, выключая душ и быстро раздеваясь догола абсолютно безо всякого смущения. – Надо сушить. Мне так походить пока или дашь переодеться?

– Халат есть, – вспоминала Марина, разглядывая его обнаженное тело с какой-то хмельной улыбкой.

– Чей? – уточнил очень тихо.

– Могу мой дать.

– Давай.

Белоснежный махровый халат на широких плечах Арата не сошелся, оставив обнаженной широкую полосу от шеи и ниже, но его это совсем не волновало. Он кое-как подвязал это безобразие поясом, а потом поинтересовался:

– А кофе на твоей чудо-посудине есть? А хлеб?

– И кофе, и хлеб, и яйца, – встрепенулась Марина.

– Отлично. Тогда я приготовлю завтрак. Сиди, женщина, отдыхай. Миний хайр.

4. Утро похмельное

Арат великолепно готовил. Сама Марина даже не думала тратить время на подобную ерунду, а он, едва поворачиваясь в крошечном камбузе, творил чудеса, что-то отмеряя, перемешивая, взбивая… Интересно, сколько еще секретов в этом мужчине, сколько граней? И точно ли она хочет знать их все?

Он решил приготовить традиционные американские панкейки – нечто среднее между оладьями и блинами, что пеклись на кукурузной муке и без масла. Арат мог за полчаса испечь целую гору этих золотистых лепешек. К ним подавался сладкий соус из мороженого и фруктов. За неимением блендера все приходилось взбивать изящной длинной вилкой. Были у него еще планы на омлет с сыром и сосисками, салат и свежевыжатый сок, но выжать сок можно было только кулаками. Да и вообще у Марины было совсем грустно с продуктами. Чудо, что яйца и мука нашлись! Зато мороженого в морозилке было несколько брикетов, что Арата весьма вдохновило.

Он вообще любил сладкое, и Марина смеялась, видя, что в его тарелке мороженого едва ли не больше, чем панкейков. Сама она ограничилась парой ложек. Ей больше и не нужно – и без того она слишком часто злоупотребляет фастфудом. Фигура для нее – инструмент, как кисть для художника, как лопата для могильщика. Нужно блюсти себя. А ему можно, конечно – он худой, хоть и спортивный.

Вместо сока пришлось довольствоваться кофе.

– Малыш, тебе американо или по-американски?

Малыш. Она – Малыш. Да Марина ростом чуть выше него! И пусть веса и силушки в ней явно меньше, но вот «Малышом» себя Марина не ощущала совершенно. Подняла взгляд, до этого момента прикованный к волшебству, происходящему на ее кухне (до чего ж он хорош – такой увлеченный, сосредоточенный), столкнулась с глазами Арата. Он смотрел на нее так… нежно, как на младенца, сосущего палец. Да. Она для него – Малыш. Согласна.

Смущенно Марина отвела глаза, делая вид, что ее ужасно интересует именно кофе, а не его тело, темнеющее в разрезе халата.

– А? Ты шутишь так, это шутка юмора?

– Это твоя неосведомленность. Американо – это слабенькое нечто, заваренное кипятком. Соединив горячую воду и сорт Бонджорно Эспрессо, мы получаем американо.

– А по-американски? – ее разбирал смех.

Арат во всем искал глубокий смысл. Совсем не так, как Георг – тот искал целесообразность. А монгол – зерно. Смысл. Ядро процесса. Пытливый у него был ум и удивительная память.