Двугорбый Янус
Шрифт:
– Конечно-конечно, пойдём-пойдём! – скороговорочкой прошамкал дед и энергичнее подтолкнул гостя к обшарпанной деревянной двери.
– Опять бухать! – отчаянно вскрикнул Афоня вслух. Как-то само собой вырвалось. Он не хотел!
– А ты куда направился, а? – дед Гриша заглянул в глаза Афони. – Ведь за пузырьком вышел в такую рань?
Афоня вымученно улыбнулся, может быть. Скорее всего, прав дед Гриша! Вот вышел бы во двор, постоял бы в нерешительности, покрылся ещё пару раз потом и подумал бы: «Лучше уж подлечиться». Афоня тяжко вздохнул.
– Проходь-проходь! – всё приглашал дед искуситель, подталкивая соседа вперёд.
Афоня переступил порог и оказался в коридорчике. Откуда-то сзади раздался щелчок, и квартира осветилась тусклой лампочкой. Опять удар по оголённым нервам! Аж слюна поползла, как реакция Павловской собаки на свет и звонок. Афоня склонился переобуться в замусляканные тапочки. Закружилась голова. Он сполз вниз по стене, содрав курткой остатки штукатурки. Тошнота навалилась неожиданно. Он глубоко втянул воздух в широко раскрытый рот. Зажмурив глаза, Афоня не отпускал одну мысль в воспалённом мозгу: «Только не обрыгаться, только не обрыгаться!»
– Давай-давай, тяпни! – повелительным тоном сказал дед. Афоня раскрыл глаза. Перед самым его носом дед Гриша держал сморщенный зелёный, цвета тины огурчик. Резкий запах сбил тошноту.
– Клин клином вышибают! – лукаво произнёс дед и протянул стопарик, не убирая из-под носа соседа огурец.
– М-м, – промычал в ответ Афоня
– Давай-давай! – дед почти насильно сунул стопарь в дрожащую руку Афони. – Только быстро, залпом!
Афоня глотнул. На удивление, прошло мягко – в желудке что-то потянуло, но не наружу, а вовнутрь! Он зажевал подсунутый огурчик. Приятное тепло разлилось в животе, потом оно поднялось кверху, снимая очередной приступ озноба. Афоня прислушался к своему организму, тишина! Никакой волны жара!
– Что это? – спросил он. Афоня понял, что это не водка. От неё с похмелья всегда вначале рвало и, только несколько минут спустя, желудок принимал лечебную дозу.
– Это не бодяга какая-нибудь. Чистоган!
– Первач?
– Он самый! – гордо подтвердил дед Гриша.
– Вообще-то, гадость! – улыбнулся Афоня.
– Ещё какая! – радостно согласился дед.
Они прошли в обмызганную кухню с «временно» текущим краном. Хозяин аккуратно провёл гостя мимо стоящей посреди комнаты зловонной лужи, усадил за дореволюционный стол, покрытый сто лет нестиранной скатёркой.
– Видишь? – дед указал на огромную стеклянную бутыль, заполненную прозрачной жидкостью,
– Да! – кивнул Афоня с энтузиазмом.
– Будь здрав, боярин! – весело воскликнул дед и чокнулся с гостем.
Они выпили. Потом ещё. Мозг Афони начал соображать яснее.
Для чего его затащил дед? Что-то ведь ему надо! Какие у них общие интересы? Дед в компьютерах ни тяму не шарит, а про войну Афоня слушать не любил. Вечно одно и то же! Вот мол, мы сидим. Вот, они перед нами. Они в атаку, а мы их – косить из пулемётов И всё. В гражданскую шашками рубали, в Отечественную пулемётами косили. А всё одно, наши победили! И все поголовно герои. Как-то раз один уголовничек, старенький уже, сказал что-то похожее на правду. Типа наш этот самый ППШ, что на всех военных плакатах изображён в жилистых руках солдата, оказывается – говно натуральное. Из шести пуль, может быть, одна и попадёт «в молоко», остальные – в неизвестность. Немецкий автомат бьёт точно. Вот и ходили с трофейными. Что делать «Калашникова» тогда ещё не было, пользовались шнайсерами-шмайсерами. А жизнь от командира зависела. Скроет потери до времени – получит лишнюю пайку «фронтовых», и живи солдат! Но и такие рассказики сильно припахивали хвастовством.
– Ну, будь здрав! – дед поднял стакан.
Выпили. Что же надо деду? Молчит, знай себе, наливает! Ограбить, что ли решил? Афоня, взглянув на предполагаемого грабителя, расхохотался. Куда дедку, да и зачем ему? Ни денег, ни золота нет. Оргтехника? Разве что дед ею гвозди забивать станет? Чепуха!
– Какая чепуха лезет в голову! – вслух сказал Афоня
Дед кивнул, по-приятельски улыбнулся Афоня. Насторожился.
– Ты Афоня, не нервничай! – заметил дед. – Поди думаешь, зачем тебя дед приволок к себе домой?
– Думаю, – согласился Афоня, икнув.
– На вот, рассольчик, запей икотку! – дед протянул ковшик.
Афоня послушно отхлебнул. Оба на! Шары на лоб вылезли! Какая там икотка, дышать стало нечем! Он дико завращал глазами, не зная, как поступить: два пальца в рот или воды тяпнуть да дальше сидеть с дедом, самогонку прихлёбывать? Афоня выбрал лучшее решение. Он потянулся к крану.
– Не надо! – сказал дед. – Так икотка не пройдёт! Вдохни полным ротом и задержи дыхание!
Афоня последовал совету. Икотка прошла.
– Терпкий у тебя рассольчик!
– Да. Специально держу. Когда и с похмелья помогает.
– Дед, не тяни, – Афоня сам наполнил стаканы, – говори, зачем я тебе понадобился?
– Не осталось у меня никого, а завтра помру! – глубоко вздохнул дед.
Афоню аж подбросило.
– Да. Такие дела! Завтра помру.
– Брось, давай выпьем!
– Нет, чокаться не будем, – неожиданно трезвым голосом сказал дед. – За помин души моей грешной!
Афоня выпил. За помин, так за помин. Все старики одинаковы, особенно одинокие. Только и разговоров-то, о смерти, всё собираются-собираются, а глядишь, всех молодых переживают! Афоня решил подыграть деду.
– Грешен, грешен! Небось, в церкви-то ни разу не был?
– А ты был?
Афоня кивнул.
– И что? Веруешь?
– Это уж не твоё дело! Был ведь!
– Вот именно, не моё дело! От того и грешен я, что лезу не в свои дела!
– Так сходи, покайся! Делов-то! – фыркнул Афоня. Как дед не может знать такого пустяка?
– В пьяном виде?
– В пьяном, нельзя! – боднул головой Афоня. – Но не всегда же ты пьяный!
– Понимаешь, до завтра я уже не протрезвлюсь!
– Заладил: «До завтра, до завтра»!
– Как думаешь, мой труп в анатомию не сдадут?
– Могут.
– Это плохо, – опечалился дед.
– Да какая тебе разница будет? Службу науке окажешь!
– Печально.
– Не горюй! – Афоня похлопал деда по плечу. – Я пошутил! Похоронят тебя в кремлёвской стене, как положено!
– Да не ври! – отмахнулся дед. – Слыхал ли ты, фронтовиков Союз ветеранов хоронит ли?
– В обязательном порядке, – твёрдо и уверенно произнёс Афоня, как будто сам в этом союзе принимал решение.