Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 годов
Шрифт:
Государь, полагаясь на усердие, таланты и познания капитана 2-го ранга Беллинсгаузена и не желая стеснять его в действии, ограничивается указаниями главнейших предметов, для которых он отправлен…» (1949, с. 42), среди них присутствовали, например, и такие: гуманное обращение с туземным населением, участие ученых в экспедиции, регулярность отчетов из посещаемых по пути портов и т. д.
Поскольку экспедиция проводилась силами Военно-морского флота, его интересы также нашли отражение в инструкциях де Траверсе: «Имеете стараться разведывать о военном положении всех стран и портов, в коих быть случиться, как там велики силы, крепости, пушки оружия и проч., описывая все сие подробно и делая карты и планы всех портов, заливов и видимых берегов.
Чиновники ученой и художественной части в конце кампании обязаны отдать вам как начальнику отряда все журналы, подписав на оных каждый свое имя…» Впрочем, как мы увидим ниже, последний пункт оказался излишним.
В инструкциях Государственной адмиралтейств-коллегии особое внимание обращалось на сохранение здоровья личного состава, для чего требовалось «опрятное судов и экипажей содержание, очищение воздуха в палубах и интрюме, достаточное, но не чрезъестественное упражнение в какой-либо экзерциции,
Итоговый вывод заключался в следующем: «Позволяется производить людям, по климатам тех стран, где суда, вверяемые вам, будут находиться, морской провиант и провизию не по регламенту, но соображаясь с примером лучших мореходцев, по собственному вашему усмотрению. Также позволяется употреблять для сбережения здоровья служителей, сверх положенного, разное платье по климатам, белье и прочее из запасов, которое каждое судно в достаточном количестве снабдится» (1949, с. 47). Читателю предстоит убедиться, насколько тщательно руководство экспедиции выполняло эти указания. Вместе с тем это не означает, что в процессе сборов в вояж не возникало других отрицательных моментов, которые так и не удалось решить. Так, оказалось, что «Академия наук, за краткостью остающегося времени, не приготовила инструкции для ученых… в вояж отправляющихся», в связи с чем де Траверсе подготовил «к руководству для них начертание некоторых предметов по ученой и художественной части» (1949, с. 50). Да и ученых для экспедиции удалось найти только в Германии, причем по приходе в Копенгаген выяснилось, что два немецких натуралиста отказались от участия в плавании, сославшись на недостаток времени для подготовки к нему. В связи с этим Беллинсгаузен отметил: «Мы лишились надежды делать обретения по естественной истории, нам осталось утешение набирать по сей части всё встречающееся и, по возвращении нашем, предоставить людям знающим отличить известное от неизвестного». Несомненно, отсутствие естествоиспытателей и без того в малочисленном научном персонале экспедиции (два судовых медика, занятых своими непосредственными обязанностями, профессор Казанского университета астроном и физик И. М. Симонов да живописец П. Н. Михайлов), бесспорно, отразилось на результатах плавания.
Уже заход в Портсмут, где стоянка в связи с подготовкой перехода вдоль Атлантики затянулась до конца августа, ознаменовался встречами с русскими кораблями, возвращавшимися из кругосветного плавания: шлюпом «Камчатка» (командир Головнин) и судном Российско-Американской компании «Кутузов» (командир Гагемейстер), что было свидетельством активности русских моряков в Мировом океане. Попытка добиться участия английских натуралистов в предстоящем вояже здесь также оказалась безуспешной; хотя были получены необходимые инструменты и книги.
На переходе Портсмут-Рио-де-Жанейро разница в скорости обеих шлюпов, несомненно, добавила забот начальнику экспедиции, что неоднократно отмечено в издании 1949 г. (см. с. 62, 69, 73 и др.). Описание плавания свидетельствует также о глубоком понимании природного процесса в этой части Мирового океана самим начальником экспедиции и его обостренной наблюдательности, тем более что часто это имело прямое отношение к успеху всего предприятия. Так, уже на подходах к острову Тенерифе Беллинсгаузен особо отметил эффект Канарского течения, которое «увлекло нас в одни сутки на шестнадцать миль SO 80° (с. 63). Читатель при этом должен иметь в виду, что частые заходы в порты диктовались заботой о здоровье экипажа, ибо условия жизни на судах того времени несопоставимы с комфортом современных круизных лайнеров, а последствия длительного пребывания в море нередко были самые печальные. Не случайно Беллинсгаузен отметил во время пребывания в Портсмуте, что на корабле Гагемейстера во время кругосветного плавания умерли девять человек.
Смену широтной зональности в океане начальник экспедиции отслеживает по совокупности признаков. В частности, с пересечением Северного тропика Беллинсгаузен отмечает появление в океане летучих рыб, охотившихся за ними бонит, тропических птиц фаэтонов, медуз-физалий, известных среди моряков как «португальский кораблик». Существо это внешне привлекательное, но столь и коварное – ведь не случайно Беллинсгаузен предупреждал профессора Симонова быть осторожнее. Но ученый муж не послушался и тут же «почувствовал воспаление многим сильнее, нежели от береговой крапивы; на руке его сделались белые пятна и чрезмерный зуд». Все перечисленное – это детали чисто внешней картины океана, но если у читателя появится желание получить представление о знаниях русского моряка в части течений в тропической Атлантике и о происхождении Гольфстрима, то из авторского текста он легко убедится, насколько познания Беллинсгаузена в этой области близки к современным, хотя необходимость подобных знаний – часть профессии моряка. Нельзя ему отказать и в эстетическом восприятии окружающего океанского простора, особенно в ночное время, когда свечение океана «поражает зрителя; он видит на небе бесчисленное множество звезд и море, освещенное зыблящимися искрами, которые по мере близости шлюпов становятся ярче и в струе за кормою образуют огненную реку. Тот, кто сего никогда не видел, изумляется и совершенно в восторге» (1949, с. 70). Определенно, представители грубой мужской профессии, лишенные в своих многомесячных плаваниях многих радостей, доступных жителям суши, и в те суровые времена отнюдь не замыкались в пределах обязанностей повседневной службы.
Столь же образно с точки зрения своей эпохи Беллинсгаузен описывает ситуацию на экваторе: «Пассадные ветры гонят облака с обоих полушарий… встречаясь, производят так называемые экваторные дожди, которые несколько прохлаждают воздух» (1949, с. 72). Наука наукой, эстетика эстетикой, но служба
Поэтому не станем останавливаться на деталях захода в Рио-де-Жанейро и описаниях его достопримечательностей (даже спустя двести лет наш современник узнает в них много знакомого), тем более что вскоре началась та часть в деятельности экспедиции, ради которой она снаряжалась, требующая особой тщательности и внимания как в прочтении книги, так и в ее восприятии, чему автор предисловия обязан способствовать своими комментариями.
По современным представлениям границей Антарктики служит так называемая линия антарктической конвергенции – стыковка вод умеренного пояса и холодных антарктических вод, о существовании которой наши моряки не подозревали, но все характерные факты их присутствия тем не менее зафиксировали, как и присутствие Циркумполярного Антарктического течения в Южном океане, первые признаки которого были отмечены на подходах к 50° ю. ш. 11 декабря, причем его скорость Беллинсгаузен оценил 18 милями в сутки. Действительно, к середине декабря «теплота приметно уменьшилась, а потому я позволил всем употреблять платье нарочно для холодного климата приготовленное» (1949, с. 89). И не случайно – температура воздуха упала до 2 °C (в жилых палубах до 9 °C), впервые был отмечен снег. С этой природной границей наши моряки в середине декабря 1819 г. столкнулись на подходах к острову Южная Георгия, от которого Беллинсгаузен должен был действовать в антарктических водах согласно инструкции своего морского министра. Когда 15 декабря с кораблей увидали этот остров, русские моряки отметили, что «берег, в виду у нас бывший, состоит из каменных гор, коих вершины покрыты снегом, а ложбины и ущелины наполнены льдом» (1949, с. 91). В продолжение плавания 20 декабря на 56°04' ю. ш. (на широте Москвы в нашем полушарии!) встретили первый настоящий айсберг, в связи с чем Беллинсгаузен сделал в своей книге важное с точки зрения географии замечание: «Каждый просвещенный читатель сам из сего заключит о разности между двумя полушариями – Северным и Южным» (1949, с. 95). В последних числах декабря по мере продвижения на юг температура установилась на 0,5 °C. От Южной Георгии курс кораблей лежал к Земле Сандвича по Куку, оказавшейся скоплением небольших островов, которые один за другим получали названия в честь офицеров экспедиции – первым (усмотренный 22 декабря) получил русское название остров Лескова. При этом Беллинсгаузен сохранял немногочисленные английские топонимы Кука, все же вполне обоснованно переименовав Землю Сандвича в Южные Сандвичевы острова. Плавание вдоль этой островной гряды продолжалось до 4 января, затем корабли сменили курс к востоку примерно по 60° ю. ш. вплоть до нулевого меридиана, с тем чтобы далее направиться на юг к берегам Антарктиды.
По совокупности всей имеющейся информации днем открытия Антарктиды в настоящее время считается 16 января1820 г. (по старому стилю), причем удивительно, как порой по-разному выглядят картины побережья в книге Беллинсгаузена (под редакцией Л. И. Голенищева) и в текстах, не прошедших такой редакции. События 16 января в книге (цит. по изданию 1949 г., с. 110) изложены так: «В полдень в широте 69°21'28'', долготе 2°14'50'' мы встретили льды, которые представлялись нам сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков. Ветер был от NO умеренный, при большой зыби от NW; по причине снега зрение наше не далеко простиралось…; мы увидали, что сплошные льды простираются от востока через юг на запад: путь наш вел в сие ледяное поле, усеянное буграми». В письме к маркизу де Траверсе события того же дня выглядят существенно иначе: «16 числа, дошед до широты 69°25' и долготы 2°10', встретил сплошной лед, у краев один на другой набросанный кусками, а внутрь к югу в разных местах видны ледяные горы». А по возвращении в Кронштадт в частном письме Лазарева к своему другу А. А. Шестакову обстоятельства этого события бывший командир «Мирного» изложил иначе, а главное, детальней: «16 января достигли мы широты 69°23' S, где встретили матерый лед чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря на салингу, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение… Отсюда продолжали мы свой путь к осту, покушаясь при всякой возможности к зюйду, но всегда встречали льдяной материк, не доходя 70°… Открылась, наконец, та матерая на юге земля, которую так долго искали и существование коей сидевшие филозофы в кабинетах своих полагали необходимым для равновесия земного шара» (1951, с. 25–26). Ирония опытного мореплавателя в адрес кабинетных затворников понятна, однако интереснее другое. Ряд сотрудников Арктического и Антарктического НИИ (доктор исторических наук М. И. Белов, кандидат географических наук Ю. А. Кручинин) в Санкт-Петербурге, наложив координаты плавания Беллинсгаузена и Лазарева на современную карту, обнаружили, что их маршрут… ложится на ледниковый язык Фимбулизен современного шельфового ледника на Берегу принцессы Марты, вторично открытого норвежцами 110 лет спустя. За это время кромка шельфового ледника всего-навсего сместилась на 45 миль севернее – отнюдь не исключительное явление в условиях Антарктиды.
Не менее интересные несоответствия обнаруживаются в описаниях очередного приближения к берегам Антарктиды в первых числах февраля. Так, мичман П. М. Новосильский из экипажа «Мирного» 5 февраля 1820 г. отметил появление на горизонте широкой блестящей полосы, за которой располагались семь больших ледяных островов (очевидно, айсбергов), а за ними «обозначился неподвижный лед, загибающийся в обе стороны. Прошед между этими островами, мы устремились сквозь разбитый лед к ледяному берегу. День был ясный, вид ледяного берега с высокими отвесными стенами представлял грозную, величественную картину. Несмотря на чащу льда, капитан Беллинсгаузен продолжал идти к ледяному берегу, чтобы удостовериться, нет ли где какого прохода к югу; но кроме небольших ледяных бухт нигде не было ни малейшего отверстия, и потому в широте 69°06' и в долготе 15°5Т восточной поворотили назад, и потом пошли вдоль, ледяного берега к востоку» (1951, с. 219).