Двуллер-2: Коля-Николай
Шрифт:
– Ну да… – подтвердил адвокат. – Знакомая картина. Так убивают женщины и подростки.
– А тут-то удар один! – торжественно, словно предъявляя главную улику, заявил Мельников. – Зато какой! Там ведь и мужик-то – не мужик, а слон. Как может слабая женская рука пробить такой (он показал пальцами) слой жира и такой (снова показал пальцами) слой мяса?!
– То есть, она кого-то прикрывает? – уточнил адвокат.
– Может, и прикрывает… – пыхнул сигареткой Мельников. – А может и правда так давно об этом думала, что нынче перемкнуло и сила в руке появилась. С другой стороны, сынок-то говорит (к этому времени Мишка уже был допрошен), что мамка резала овощи да закуску,
– Так может быть? – спросил адвокат.
– Ну а чего ж? – жиганисто пожал плечами Мельников. – Такая туша. Он сам с размаху наделся на лезвие – запросто. Но что интересно, на ножике, который Бушуев нашел на кухне, следы крови есть, а отпечатков пальцев – нет. Случайно или нет, а вытер кто-то, хватило у кого-то мозгов!
– То есть, явно не состояние аффекта? – уточнил адвокат.
– Может, и не состояние аффекта. А может и состояние… – пожал плечами Мельников. – Нынче человек столько смотрит криминала в фильмах, в новостях, в разных дурацких программах, что, думаю, уже любая старушка знает, что грабить надо идти в перчатках и в маске, и что после убийства надо вытереть орудие убийства. Про то, что сморкаться надо в платок, люди нынче не помнят, а вот про то, что надо с ножика отпечатки стереть – помнят.
– Это да… – засмеялся адвокат. – Тут ты прав на все сто!
– В общем, понятно, что ничего не понятно… – подытожил Мельников. Они погасили окурки в большой пепельнице и пошли назад в кабинет.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Сидевший перед Грядкиным коммерческий директор строительной фирмы был тот еще жук. Внешне – человек как человек, серенький, с блеклыми глазами, в обычном пиджачке и неприметной рубашке. Но Грядкин еще в военной прокуратуре видел немало таких, и знал, что их всегда выдает какая-то деталь. Желание «намекнуть» на свою особенность неудержимо, и даже если для работы у такого гражданина есть специальный комплект старой заношенной одежды, то надо только присмотреться, и обязательно обнаружишь или несуразно дорогие часы, или заколку для галстука, которая, если не воровать, должна бы стоить этому директору годового дохода. У этого часы были как часы, а галстука не было вовсе. Но когда он взял поданные Грядкиным бумаги, на мизинце блеснул перстенек с тремя камушками. Глаза Грядкина тоже блеснули, как эти камушки. Мгновенно человек этот стал ему ясен как школьное расписание.
– И что у вас? – лениво и даже как-то брезгливо начал коммерческий директор. Грядкин знал эту игру, это было как на базаре, где продавец расхваливает свои помидоры, а покупатель говорит, что они какие-то мятые да и уж больно красные – уж не краской ли их наширяли через шприц, но не уходит. И из того, что не уходит, уже ясно, что все равно купит, а про шприц – это так, ритуал, да чтобы цену сбить.
– Стройматериалы, стекло – огромный ассортимент… – неторопливо, солидно сказал Грядкин.
– И что у вас из этого есть? – спросил директор, листая прейскурант.
– Все! – подчеркнуто ответил Грядкин. – Есть все.
– Дороговато… – протянул коммерческий директор, выпячивая губы. – Это что же у вас кирпич таких денег стоит?
– Побойтесь Бога, у нас кирпич на 10 копеек дешевле, чем у всех! – даже как-то укоризненно сказал Грядкин.
– Бросьте. Вон на кирпичном заводе в (он назвал городок) мы берем кирпич за (он назвал сумму)… – сказав это, он выжидательно уставился на Грядкина.
Грядкин знал этот кирзавод и знал, что
– Слушайте, Вадим Борисыч… – начал он, лихорадочно в голове просчитывая разные варианты продолжения разговора. – Может, вы на этот завод уже не заезжали некоторое время. Нынче кирпич там стоит дороже моего…
Глаза директора блеснули. Грядкин понял: точно, знал директор про кирпич и без него. «Ну ладно…» – приободрился Грядкин. Хитрость директора показывала, что пока этот парный танец они оба танцуют верно. Они разговаривали, будто пазлы составляли. Оба уже поняли друг друга, раскусили, оба знали, к какому результату они хотят придти, и теперь легко, совсем чуть-чуть, словами, междометиями друг друга к этому результату подталкивали. При этом каждый понимал, что неверная интонация у одного может быть неправильно истолкована другим.
По подбадривающим интонациям директора Грядкин понял, что можно добавить в разговор ясности.
– Понимаете, нам надо товар срочно реализовать, предприятию уж больно деньги нужны… – заговорил Грядкин немного даже извиняющимся тоном. – Давайте мы цену поднимем…
– И что? – с любопытством уставился на него директор, глазами приглашая «ну ты договаривай, договаривай»…
– Ну… – на губах у Грядкина появилась улыбка, говорившая: «Вы же меня понимаете». – Ну… Там же будет разница… Между той ценой, за которую вы купите кирпич, и той, которая на бумаге.
– И что? – опять спросил директор.
– Да так, ничего… – ответил Грядкин. Рукой он при этом сделал жест – пополам.
– Это что у вас за театр мимики и жеста? – спросил директор.
Грядкин наклонился к нему и глядя заговорщицки в глаза тихо-тихо сказал:
– Уж будто не понимаете. Попилим разницу. Хотите, пополам. Хотите – вам шестьдесят процентов, мне – сорок.
Директор не сводил с него глаз. Человек был новый, и кто знает – можно ли ему доверять. С другой стороны, денег вперед не требовал, а это показывало, что товар, видимо, и правда есть. А то, что этот парень пытался накрутить немного и для себя казалось директору делом обычным: «не украдешь – не проживешь!» – философски думал директор.
– Заметьте… – так же тихо, как Грядкин, проговорил он. – Никто вас за язык не тянул. Шестьдесят на сорок – я согласен.
Они оба с облегчением отвалились на спинки своих кресел и протянули друг другу руки.
– Ну, что в бумагах-то будем писать? – спросил директор.
«А то ты не знаешь…» – подумал Грядкин.
Этому директору не стоило его, Грядкина, опасаться: будет ему и кирпич, и 60 процентов от разницы в цене. Суть грядкинской операции (он так и называл то, что сейчас делал – операция) состояла в другом: он продавал не свое, чужое.
С тех пор, как скопленные за несколько лет деньги сгорели при покупке тех самых плунжерных пар, прошло два года. Почти все это время Грядкин мыкался, пытаясь снова раскрутиться. Но времена уже были не те – накручивались копейки. Автомобильного утиля становилось все меньше, а менять рынок Грядкину было не с руки – в торговле запчастями для иномарок и без него было не протолкнуться, проще было наняться продавцом в магазин.
Безнадега все чаще овладевала им. Он вспоминал, как близко был от исполнения своей мечты, и ему становилось тоскливо. Ирина – он видел – жалеет его, а он жалости не хотел. Все чаще он с умилением вспоминал свою офицерскую квартирку – был же и у него рай. Те неустроенные дни сейчас казались ему счастьем. Нынче же кругом был беспросвет.