Двуллер-2: Коля-Николай
Шрифт:
Она пошла на кухню и знаком показала Николаю – иди за мной. Он пошел следом. Она плотно затворила дверь и, наконец, достала из пакета подарок. Грядкин все ломал голову, что же такое купить, спрашивал продавцов. Те порекомендовали ему духи, он и купил. Мама ахнула. Она открыла коробочку, пшикнула себе на запястье и, закрыв глаза, таяла от аромата. Грядкин смотрел на нее, улыбаясь.
– Спасибо, сынок… – сказала мать, но как-то так, что Грядкин не почувствовал в этих словах радости.
– Не нравится? – удивленно спросил он.
– Не в том дело… – ответила мама. – Вот когда ты работал в прокуратуре и
Она пригорюнилась.
– Бармен и бармен, что же здесь такого? – поразился Грядкин. При всем консерватизме родителей такого он все же не ожидал. – Все торгуют, и что?
– Все воруют, вот что! – с силой сказала мать. – И ты воруешь?
Она посмотрела на него. Он смешался.
– Ты что, мам, у меня бизнес нормальный: в одном месте купил, в другом месте продал. Десять процентов мои, вот на них и живу…
Он с трудом растянул в улыбке пересохшие губы.
– Десять процентов… – проговорила мать. – Как ты заговорил…
Она еще раз понюхала духи, потом со вздохом закрыла коробку, положила ее в пакет и отдала опешившему Грядкину.
– Возьми. Все равно отец выкинет. А ему волноваться нельзя – у него сердце болеть начало.
Грядкин взял пакет, решив, что потом незаметно его куда-нибудь засунет – хоть под вешалку. Мама накрыла стол, сели пить чай. Отец все так же угрюмо молчал. Молчал и Грядкин, совершенно уйдя в себя. Ему не давало покоя то, что вот сейчас пришлось соврать матери про бизнес. Врать Грядкин не любил, уж лучше не говорить всей правды, но не врать. А тут пришлось.
«Завязать? – подумал он. – Но как же? Только жизнь началась?»..
Он вспомнил про Ирину. Они теперь перезванивались почти ежевечерне – Грядкин купил ей сотовый телефон (сотовые были еще в новинку, их еще далеко не каждый имел). Они разговаривали по вечерам, писали друг другу смски. Грядкину казалось, что идея ухода из семьи кажется Ирине все менее страшной. Он надеялся, что однажды все же уговорит ее – и к этому моменту многое должно было быть готово.
Грядкин решил на «заработанные» деньги открыть бизнес, который давал бы хороший доход – вот хоть снова запчастями торговать, только уже не утилем и не по одной детали. В мечтах ему виделся магазин. Он уже и примеривался – где его открыть, да сколько это могло бы стоить? Получалось, что только на магазин надо заработать около трех миллионов. «А еще ведь надо где-то жить…» – думал Грядкин. Мысль о том, что можно, как когда-то, жить на шестнадцати квадратных метрах, сейчас казалась ему дикой. «Что ж я, не мужик?! – думал он. – Заработаю на приличное жилье!».
Выходило так, что все только началось. Грядкин боялся даже думать, чем все может закончиться. С другой стороны, придуманная им схема казалась ему неплохой. Он то и дело проверял ее – не дает ли где эта схема течи? «При определенном раскладе можно работать и работать…» – говорил он себе. Эти мысли то нравились ему, то пугали.
Кое-как, почти в полном молчании, они выпили чаю. Потом Николай еще посидел. Потом сделал вид, будто у него дела. В прихожую с ним вышла только мать. Он снова отдал ей пакетик, она прижала его к груди и смотрела на Николая большими
– Ты прям как в армию меня провожаешь… – сказал Николай.
– В армию – это ладно! – сказал вдруг появившийся в дверном проеме отец. – А вот как бы нам не пришлось провожать тебя в тюрьму! Смотри! Попадешься – помогать не будем!
– Что ты говоришь, отец! – вскрикнула мама.
«Не попадусь!» – угрюмо подумал Грядкин и вышел без слов.
Глава 4
После этого он начал дробить сделки – чтобы суммы были меньше, тогда и статья в УК будет не та. Он и говорил себе, что все обойдется, а готовился к самому плохому. Он понимал, что схема будет работать хорошо, только если он будет с кем-то делиться – с ментами, с прокуратурой. Однако он не очень себе представлял, с кем именно надо делиться, а главное – не хотел отдавать кому-либо ни копейки своих денег. Нервозное состояние овладевало им тем сильнее, чем ближе была назначенная им самим сумма в три миллиона. Прошел ноябрь, настал декабрь. Ирина приехала к нему на новый год. Он снял лучший номер в гостинице, номер для молодоженов. Там была огромная кровать, полный бар разного алкоголя, розовые подушечки в виде сердечек и везде цветы.
Когда они вошли, он обвел все глазами, потом посмотрел на изумленную Ирину.
– Ну как? – торжествующе спросил он.
– Нет слов… – ответила она.
– Помнишь, как мы сидели в моей комнатенке четыре на четыре… – хохотнул он. Сейчас об этом было приятно и не стыдно вспоминать. – Я же тебе говорил, что у нас все будет хорошо!
Вечером они катались по городу на лимузине. Грядкин рдел, всем своим видом будто говоря: «Это все я! Это все я! И это все я сделал для тебя!». Ирина пила шампанское, но пьянела не от него. Голова туманилась от просившихся слез, от того, как все запуталось, и от того, как все, запутавшись, затягивается в нерасплетаемый узел. Они начали целоваться прямо в машине, и когда все у них закончилось, Ирина вдруг поняла, что они уже давно стоят на набережной, и вокруг поет, пляшет, пьет праздничная толпа.
Он снова говорил «Оставайся». Она снова молчала, и это означало «Не останусь». Вечером накануне отъезда он опять завел этот разговор. Она удивилась его напору – раньше он не был таким.
– У тебя сыну уже пятнадцатый год! – говорил Грядкин. – Он вот-вот станет самостоятельным и сам все поймет. Или же так и не станет самостоятельным никогда, будет сидеть как твой муж у юбки, и ничего не поймет. В обоих случаях не имеет значения, рядом ты с ними живешь или нет.
– Ты не понимаешь… – ответила она. – Это же сын. Как ты себе представляешь – как я уеду?
Он вдруг вскипел.
– А ты думаешь, мне легко тут каждый вечер представлять, что твой муж лапает тебя и трахает?! – зло спросил он. – Что за гарем в самом деле?!
От неожиданности она заплакала.
– Извини, извини… – заговорил он.
– Ты другой… – проговорила она. – Ты совсем другой. Где мой Коля-Николай?
– Здесь, здесь твой Коля-Николай… – ответил он. – Вот он я.
– Это не он. Ты злой. И не справедливый.
– Я просто уже не могу ждать. Ты только подумай – ведь мы вот так – хрен знает как! – живем уже семь лет! Люди с войны быстрей приходили, чем я тебя жду!