Двум смертям не бывать
Шрифт:
Вислоусый отнял руки от лица и, увидев собственную кровь, от ужаса взвыл. А серебряная птичка с холодным металлическим клювом все порхала вокруг него, все жалила, все клевала его, ни на миг не оставляя свою лакомую пищу.
Жанна с перекошенным лицом продолжала рисовать на нем кресты. Вот так, крест-накрест.
Когда наконец на крики прибежали охранники, они застали странную картину: черно-багровая фигура ползала по грязному полу, а над ней стояла разъяренная девушка, измазанная кровью. Телохранители еле смогли оттащить взбешенную проститутку от своего мучителя. Ее пальцы не желали разжиматься,
В глухом подвале, куда бросили Жанну, было сыро и холодно, как в морге, но зато там не было злой старухи надсмотрщицы с ее прихвостнями, не было враждебно настроенных товарок, не было свирепого хозяина, брызгавшего слюной (старый Рувим был вне себя от гнева — как же, пострадал его лучший клиент!). Избитое тело болело, раны саднили, из глубоких порезов крупными каплями сочилась кровь. Но несколько часов в карцере — это несколько часов отдыха: ничьи грубые руки не блуждают по телу, никто не орет в ухо на странной смеси международного мата, одинаково понятного и проституткам в порту, и их клиентам, никто не полосует израненное тело ножом…
Обессилев, Жанна мешком упала на кучу грязного тряпья, которая служила затворницам подстилкой. Кружилась голова, тошнило. Она с ужасом ловила звуки, доносившиеся из-за двери, — ей казалось, что хозяйские прихвостни спускаются по ступеням в подвал, спешат расправиться с ней… Что с ней сделают? Бросят в мешке с обрыва в море, как раньше расправлялись с неверными женами? Просто, без затей, зарежут и отправят на съедение вечно голодным дворовым псам? Вон как те плотоядно облизывались, когда охранники волокли избитую Жанну в карцер…
Рядом что-то пискнуло… Мягкая мордочка ткнулась в ногу… Послышался шорох, еще и еще… Потом вновь писк, стук небольших коготков по камням. Крысы! Осторожные твари бродили вокруг, подбираясь все ближе и ближе… Они ждали, когда пленница достаточно ослабеет, чтобы получить сытный свежий ужин. Они уже начали осаду…
Вскрикнув от ужаса и брезгливости, девушка вскочила на ноги. Ее бросили в подвал, чтобы с ней разделались крысы!.. Что ж, недолго осталось ждать. Эти мерзкие твари чувствуют, что жертва, предназначенная на заклание, скоро будет неспособна сопротивляться. И вот тогда они двинут свои полки на приступ…
В кромешной тьме Жанна принялась ощупывать склизкие стены. Может быть, ей удастся найти какой-нибудь камень, на который можно взобраться, спасаясь от грызунов? Или что-нибудь подвернется под руку, чем можно отогнать озверевшие от голода крысиные полчища? Безрезультатно. Руки лишь скользили по холодным влажным стенам. А грызуны с писком кидались врассыпную, чтобы в следующую секунду еще больше приблизиться к слабеющей жертве… Запах крови кружил крысам голову, опьянял их, делая все более и более смелыми.
Рельеф стены, по которой лихорадочно шарили руки девушки, внезапно изменился. Пальцы нащупали вертикальный желобок, идущий от низкого потолка к самому полу. Жанна опустилась на колени. Возле пола желобок уходил глубоко в землю. Не понимая, что все это значит, девушка продолжала свои исследования. На некотором расстоянии ее пальцы вновь нащупали еще две вертикальные выпуклости
А крысы подступали все ближе и ближе, приняв задумчивую неподвижность жертвы за ее окончательное бессилие.
«Это дверь!» — осенила внезапная догадка.
Вертикальные желобки оказались дверными проемами, а металлические выпуклости — спиленными петлями.
Если есть дверь, значит, она куда-то ведет. Ломая ногти и до крови сдирая пальцы, Жанна попыталась приоткрыть створку. Бесполезно! Тяжелая дверь не поддавалась. Девушка бессильно отступила. Но ей уже мерещилось длинное извилистое подземелье, узкий ход, ведущий далеко от кошмарного борделя, наверх, на свободу. Главное — открыть дверь!
— Спокойно, — стараясь поддержать себя словами, произнесла Жанна. — Не торопись. Подумай… Она должна, она обязана открыться!
Все ясно, дверь не отворяется, потому что завалена внизу землей. Девушка опустилась на корточки и принялась откидывать в сторону грунт и камни. Напуганные крысы бросились врассыпную.
Через несколько минут Жанна ощупью очистила нижний край дверного проема. Теперь он был полностью свободен. Сломанные ногти впились в железную окантовку двери и потянули ее на себя. Раздался жалобный скрип, и дверь как будто подалась…
Следующие несколько минут девушка провела, шаря по полу в поисках чего-нибудь более-менее твердого и стараясь не визжать, когда ее рука натыкалась на теплое крысиное тельце.
Найденный на полу плоский камень оказался как нельзя кстати. Дверь натужно заскрипела — видно, много лет ее не открывали! — и неохотно подалась. Жанна проскользнула в узкий проем и захлопнула за собой створку, преградив туда путь грызунам. Она не сомневалась, что перед ней открылся путь к спасению!..
Ее вывели из подвала только через два дня. Волосы девушки были всклокочены, спутанные пряди в беспорядке падали на лицо, грязные обломанные ногти и сбитые до мяса пальцы, казалось, принадлежали какому-то диковинному норному зверьку. Оплывшее лицо украшали черные кровоподтеки, загноившиеся ссадины, присыпанные подвальной грязью, представляли собой ужасающее зрелище.
Хозяин борделя, курчавый коротышка, осмотрел пленницу и негодующе сплюнул. Что поделать, товар, стоивший кругленькую сумму, безнадежно испорчен! Эту девицу теперь можно отправить только на свалку, большего она не достойна! Кто из клиентов польстится на эти руины, оставшиеся от некогда прекрасного тела? Ханума, сводная сестра Рувима, старуха, присматривающая за девочками, и то выглядит моложе! Добро бы еще сдохла, было бы не так жалко… Что делать, вай-вай-вай!
Черные маслины продолговатых глаз Рувима печально затуманились. Отставной капитан вздохнул и погладил по голове своего внука — он стоял возле деда и с ужасом взирал на страшную ведьму, которую помощники деда, племянники Рувима, только что вывели из подвала. Черноглазый курчавый мальчик поглядывал то на старую ведьму, стоявшую перед ним, то на своего всемогущего деда и испуганно жался к его ноге. Бабка мальчика, Ханума, что-то раздраженно бормотала, недовольно покачивая головой.