Двуспальный гроб
Шрифт:
— То-то мы их видели у переезда, — Пахом озабоченно поскрёб в затылке.
— Баба сумасшедшая, — продолжал Федька. — На людей бросается с ножом. Мне мент, который звонил сейчас, сказал, что она всю свою семью перерезала. Она может прятаться в кустах или в канавах, и как увидит прохожего — выскакивает и бьёт ножом. Восемнадцать человек уже убила.
— Чуяло моё сердце — вчера надо было, — подавленно выговорил Гаврилыч.
— Вчера ты валялся без задних ног, уже забыл? — буркнул Пахом.
— Бежал предупредить вас, что кругом менты, — закончил Федька. — Рты-то не разевайте! А то заметут вас заодно
— Бросим, — решился Пахом. — Здесь у забора бросим, досками прикроем и потом придём. А то ведь, коли такие дела, заметут.
— А может, не заметут, — возразил Гаврилыч. Душа его настоятельно требовала выпивки, а Акулина без доброго куска мяса самогону не нальёт, тут и надеяться нечего. — Если сейчас пустырём пойдём, а потом по свалке, то проскочим. Нам бы только до сарая дойти, а там мы, считай, у Христа за пазухой… Ну, хватит слюни распускать, берись давай!
Амалию, которая жадно прислушивалась к разговору, бросало то в жар, то в холод. Осознав, что на неё снова — в который уже раз! — началась облава, она ощутила такой упадок сил, что едва не свалилась на самое дно своей лужи. По склону канавы, который представлял собой самую настоящую свалку, пробежала крыса. Задетая её хвостом консервная банка с шумом покатилась и шлёпнулась в гнилую воду рядом с Амалией. Вампирша вздрогнула, обернулась…
Увидев крысу, она испуганно взвизгнула. Ещё в самой первой своей, графской, жизни Амалия смертельно боялась этих мерзких тварей. Страх перед крысами таким гвоздём засел в её сознании, что и теперь её охватила паника. Осатанело визжа, вампирша пулей вылетела из канавы.
Ворюги остолбенели. Растерзанный вид толстухи и её горящие безумием глаза не оставляли никаких сомнений, что эта выскочившая из канавы баба и есть та самая психбольная, которая зарезала восемнадцать человек.
— Она, — Федька отступил на шаг, споткнулся о труп коровы и упал.
Беспорядочно размахивая руками, бросился бежать Гаврилыч. Пахом мелко закрестился, залопотал: «Чур меня, чур, во имя Отца и Сына!..» — и начал пятиться. А потом вдруг подпрыгнул и с необыкновенной резвость юркнул на угол забора.
Федька от страха не мог подняться. Он лежал, пялился дикими глазами на Амалию и дышал так, словно его только что вытащили из воды.
Вампирша опомнилась, перевела дыхание. Стрельнула глазами по сторонам. Кругом не было ни души.
«Вот лежит бочонок вкусной молодой крови», — уже совершенно спокойно подумала она, приближаясь к лежавшему.
Она запустила руку в карман платья и нащупала рукоятку ножа. Но тут другая мысль пришла ей в голову. Она показалась до того заманчивой, что вампирша даже засмеялась. Ведь совсем необязательно убивать этого незадачливого малого, достаточно вступить с ним в связь… Если ей удастся довести его до оргазма, то она спасена! Тогда прощай, Таисья! Дух Амалии перейдёт в тело этого прыщавого и таким образом Амалия избавится от ответственности за вчерашние убийства. Погоня снова собьётся со следа. Повторится история с солдатиком, когда Амалии в самый последний момент удалось перескочить из его тела в тело толстухи…
С обворожительной улыбкой она склонилась над Федькой и, мурлыкая, принялась стаскивать с него штаны. Федька не сопротивлялся. Он даже не шевелился, лишь щурил глаза и мычал сквозь сжатые зубы. Амалия нежно погладила его пониже живота, потом взяла рукой член и принялась его массировать.
«Уж не страдает ли он, чего доброго, бессилием?» — через несколько минут с беспокойством подумала вампирша. Член Федьки никак не реагировал на её старания. Он упорно не желал твердеть, а сам Федька лишь хрипел и пускал слюни, которые раздражали Амалию и вызывали в ней приступы брезгливой тошноты. Она вскрикнула от отвращения, когда федькин член, словно в насмешку над её усилиями, выпустил обильную струю мочи и залил ей руки…
Но это было уже сверх всякой наглости!
— Слизняк! — закричала вампирша. — Жалкий слизняк, импотент, баба!..
Она в сердцах плюнула на федькин член и огляделась. Подумать только — из-за этой тряпки она потеряла пятнадцать бесценных минут, которых как раз может не хватить, когда она будет убегать от погони!
Амалия яростно захлестала Федьку по щекам, пытаясь привести его в чувство, но парень никак не мог выйти из прострации. Он, как видно, совсем ополоумел от страха.
Тогда она выхватила нож и полоснула его по шее. Кровь сосала минут пять, не больше. Времени не было. Она и так слишком задержалась здесь. Ей уже начинало казаться, что где-то совсем близко лают собаки…
Заставив себя оторваться от вожделенной раны, из которой ещё можно было пить и пить, она бросилась к кустам. Выбирая безлюдные места и обходя редких прохожих, вампирша направилась к лесу. Только там, как ей казалось, она скроется от погони. Там есть речки, ручьи, они собьют собак со следа и преследователи останутся ни с чем. К тому же там немало всяких рыболовов и грибников. Кого-нибудь из них, если очень повезёт, она соблазнит таисьиным телом и переберётся в другую плоть…
В отдалении, в утренней дымке, показалось здание городского вокзала. По рельсам сочился жидкий рассвет. Кругом стояла тишина.
В кабине старенького локомотива, загнанного на тупиковый путь, горел свет. Амалия увидела в его окне чьё-то лицо. Небритый лысоватый мужчина пристально рассматривал её. Амалия дерзко перехватила его взгляд, улыбнулась нагловато, как уличная девка, и решительно зашагала к локомотиву.
«Попробую перекинуться в этого мужлана, — думала она, обнажая на ходу полную таисьину грудь. — До него наверняка ещё не дошли известия об убийствах… О, чёрт побери! Как ужасно я выгляжу! Кажется, полжизни отдала бы сейчас за чистое платье, пудру и гребешок…»
Подойдя к металлической лесенке, подымавшейся к кабине, она помедлила, приводя себя в порядок. Пятернёй расчесала волосы, стряхнула с платья грязь, расправила складки.
— Миленький, пусти погреться, — сладким голосом пропела она, когда в двери локомотива показался железнодорожник.
Дмитрию Савельевичу Копашеву недавно стукнуло сорок пять. С женой, официально не разводясь, он разошёлся уже лет десять назад и перебивался шлюхами. С некоторыми из них он знакомился прямо на рельсах. И вообще женщины определённого сорта почему-то чаще всего попадались ему именно возле железных дорог и вокзалов, и потому он не особенно удивился, увидев Амалию. О вчерашних убийствах он не знал и вымазанную в грязи толстуху принял за дешёвую проститутку, разъезжающую взад-вперёд в поездах со случайными попутчиками.