Дядя Джимми, индейцы и я
Шрифт:
Мы разбили свой лагерь. Наша палатка была установлена в ноль целых фиг десятых секунды. Мы пересчитали банки с мясными консервами. Их должно было хватить на неделю. Потом снова уселись в «форд» и слушали музыку.
Мы открыли по банке «Будвайзера», и тут на нашей территории появился человек. Он пришёл со стороны автолагеря и был похож на индейца Его прямые волосы были завязаны в длинный хвост до пояса. Он был высокий, поджарый, а на его мощных костях выпирали налитые мускулы.
— Хай! — сказал он. — Плохая сегодня погода. Если не
— Из Канады! — сказал Чак. — Мы едем в Калифорнию.
— Ну-ну. Вам ещё ехать и ехать, — сказал он. — Насмотритесь.
На следующий день мы спали до обеда. Потом выкурили по сигарете и обсудили наш дальнейший путь.
Вечером от скуки сыграли несколько партий в покер. Мы то и дело смотрели на озеро, на волнах которого пенилась и прибивалась к берегу соль, или просто наблюдали за домиками на колёсах. Мы обнаружили, что там жили ещё два или три человека. До сих пор они почти не покидали свои домики; но с заходом солнца там стало заметно оживление. Они разжигали гриль, и мы слышали звуки их голосов, которые разбивали каменную тишину Солёного озера и распространялись по серой равнине до самых гор.
Мы видели, как вдоль по пляжу уходит мужчина — он всегда отправлялся в южную сторону. Мы узнали его: то был Пакет Мускулов, индеец с длинным хвостом.
На обратном пути незнакомец пересёк наш лагерь и выпил с нами кофе. Он расспрашивал нас так, как будто мы были преступники в международном розыске. Мы рассказали ему о Виннипеге и о том, что приехали к Солёному озеру только потому, что заблудились. Он то и дело повторял одни и те же вопросы, так что мы пришли к убеждению, что этот тип сумасшедший, тем более что он совсем не хотел говорить о себе, не назвал даже своего имени. И умолкал всякий раз, как только замечал, что мы такие же любопытные, как и он.
Вечером того же дня он ещё раз зашёл к нам после своей прогулки и сказал:
— Я думаю, вы ничего ребята. А эта ваша жратва из банок, наверное, вам уже обрыдла.
— Ещё бы! — согласился Чак. — Мой желудок давно уже взывает о помощи.
— У нас есть стейки и пиво, — сказал он. — Идёмте к нам!
Мы приняли приглашение и отправились вместе с ним в сумерки.
По дороге индеец выдал нам наконец своё имя: Джек Клоуд. Несколько минут спустя мы уже сидели за столом, пили пиво и слушали Джека, который рассказывал нам о своей жизни. Он был сиукс. Сказал, что он один из последних отпрысков своего рода.
Джек Клоуд был в свое время знаменитым футболистом. Его брак с японкой распался из-за того, что повреждение колена прервало его многообещающую карьеру. Ему было двадцать два, когда его призвали в армию. Два года спустя он сражался во Вьетнаме, его колено меж тем давно зажило, и он мог бы снова играть в футбол. После войны он купил на своё выходное пособие домик на колёсах и с тех пор мотается по континенту.
Глаза Чака искрились от воодушевления.
Я не слишком высоко ставил подвиги во имя народа и отечества. В этом я был солидарен со здешним стариком, который приветствовал нас словами: «Война — дерьмо!»
Он пододвинул мне банку пива, взял себе стул и сел.
— Меня зовут Чарлз Адаме, я родом из Евгении, штат Орегон, — сказал он. — Мы, Адамсы, никогда не были солдатами. Ни один из нас ни разу не убил ни души во имя Америки. За Никсона, за этого поджигателя войны, мы тоже не голосовали. Всё обман — и Кеннеди тоже был не намного лучше.
— Дорогой друг! — сказал Джек. — Пощади наших гостей, избавь их от твоей пацифистской болтовни!
Старик говорил, а Джек жарил стейки.
Чарлз жил в другом домике. Он был астрофизик. Свою жену он называл Друг Детства, она страдала от наихудшей формы мигрени — боязни старения — и появлялась на глаза только с наступлением темноты и после тщательной обработки своего лица.
Чарлз сказал:
— Вы уже что-нибудь слышали о межгалактическом заговоре? Каждый второй гражданин США — пришелец! Моя жена, например!
— Что за глупости! — сказал Чак.
— Почему ты воевал во Вьетнаме? — спросил я у Джека. — Ты рисковал своей жизнью за государство, которое угнетает твой маленький народ.
На несколько бесконечных секунд воцарилась мёртвая тишина, и я съёжился до размеров гнома; Джек посмотрел на меня так, как будто я лично был пришелец.
Он ответил:
— Я американец! Как ты мог задать мне такой дурацкий вопрос?
— Правильно! — сказал Чак. — Я тоже был солдатом. Мы, индейцы прирождённые воины, за нашу страну мы пойдём на всё.
Я сказал:
— Жаль только, что генеральская жена перебежала тебе дорогу, иначе бы ты непременно дослужился до подполковника!
— Эта история с леди была несчастным случаем, — ответил Чак. — Забудем об этом!
Мы допивали с Чарлзом последнее пиво, когда из вагончика показалась его Друг Детства: старая, худая как щепка женщина с толстым слоем штукатурки на лице.
— Добрый вечер, — сказала она. — Что вы так на меня смотрите?
— О! Я надеюсь, миледи приятно отдохнула, — извинился Джек и улыбнулся.
Мы провели на Солёном озере неделю и отправились в Солт-Лейк-Сити — поменять там наши канадские доллары, купить продукты и пошляться по барам.
Джек, который в начале нашего знакомства был неприступным, замкнутым, как черепаха, оказался на поверку великим рассказчиком.
Он пичкал нас своими воспоминаниями о Вьетнаме. Все они были, на первый взгляд, не более достоверны, чем те, что мы уже слышали от моего дяди. Но Джек Клоуд показал нам свои фотографии из Сайгона, шрамы от шрапнели на спине, любовные письма от его японки — всё было похоже на правду, о таких доказательствах Джимми Коронко мог только мечтать.