Дядя самых честных правил 8
Шрифт:
— Идём, пока остальные не явились.
Пришлось чуть ли не тащить за собой молодую Еропкину, рыдающую и впадающую в истерику. Нет, однозначно, права была Хозяйка — Павшие должны быть уничтожены. В этом мире не место подобным ужасным тварям.
— Р-р-р-р-р!
За поворотом коридора нас уже ждали. Возле лестницы стояли трое псоголовых, с ненавистью глядя на меня. У ближайшего из них сохранились на морде седые бакенбарды, и я узнал его. Ещё вчера эту тварь звали Петром Ивановичем, и он улыбался мне за обеденным столом.
—
Пролаял он и оскалил длинные клыки.
Глава 40
Беглецы
Псоголовые оскалились, глядя на меня как на добычу. И стали расходиться в стороны, чтобы не мешать друг другу атаковать. Жаль, что нельзя ударить по ним магией — «молот» обрушит деревянные перекрытия дома, а пожар от огненного всполоха убьёт вернее любых тварей. Что же, значит, буду бить их Скудельницей, хоть она и действует не так, как на обычных людей. Я не стал ждать, пока они бросятся на нас, и хлестнул седого псоголового. Прямо в голову, целясь по глазам.
Абсолютное оружие некромантов и на этот раз спасовало против пса Гекаты. Он извернулся всем телом, уклоняясь от удара, а затем выгнулся и поймал хлыст Скудельницы пастью.
От соприкосновения зубов твари и костяного бича во все стороны брызнули огненные искры, а отвратительную морду охватили языки пламени. Но слугу Гекаты такая «мелочь» не смутила. Рыча, он принялся тянуть бич на себя, пытаясь вырвать его у меня из рук. А его подельники в ту же секунду устремились по коридору ко мне.
— Беги! — крикнул я девице, одновременно поднимая руку для броска всполоха.
Но заклинание не успело сорваться с пальцев. Позади громыхнули выстрелы «огнебоев». Два пылающих магических снаряда прочертили пламенные линии и воткнулись в грудь псоголовых. Их опрокинуло на спину, и они покатились по полу с визгом.
Стрелки шагнули вперёд, становясь рядом со мной. Я скосил взгляд и улыбнулся.
— Рад тебя видеть, тёзка.
Справа стоял Костя Еропкин, тот, что привёл опричников в Петербург и неплохо прикрывал меня в битве с Гагариными. Второй стрелок оказался безусым подростком, чьего имени я не помнил.
— Рад снова воевать под вашим началом, Константин Платонович. Командуйте.
Лицо у парня было сосредоточенное и злое, а на псоголовых он смотрел с нескрываемой ненавистью. Те же пытались собраться для новой атаки: седой продолжал грызть Скудельницу, а подстреленные вновь поднимались на ноги. Кроме прожжённой одежды, выстрелы не оставили на них видимых повреждений. Вот же дрянь какая стойкая! Одно хорошо — обладая речью, они вели себя не слишком интеллектуально и двигались несколько скованно. Возникло чувство, что псы Гекаты вселились в не до конца подготовленные тела и управляли ими крайне не умело.
— Огонь по среднему!
Я наклонился, ослабляя костяной бич. Седой псоголовый с рычанием подался назад, мотая головой. В этот момент громыхнули выстрелы, ударив его в грудь, а я со всей силы дёрнул Скудельницу на себя. Под вой седого псоголового, лишившегося части зубов, я крутанул освобождённый бич перед собой.
— Шаг назад! — крикнул я стрелкам, замахиваясь плетью.
Двое псоголовых рванули ко мне, чуть не растоптав седого.
Щёлк!
Скудельница превратилась в мерцающий полукруг и рубанула тварей по ногам. Попробуйте теперь укусить, гадёныши!
Вой ударил по ушам, на пол упали обрубки конечностей, а следом рухнули псоголовые, завывая и суча культями. А через секунду они умерли, и я видел, как из тел выпорхнули тёмные тени, похожие на прыгающих собак.
Седая тварь, оставшаяся в одиночестве, не стала бросаться в атаку. Подняв голову к потолку, она завыла жутким голосом.
— Чего ждёте? Огонь!
Выстрелы сбили её с ног, не причинив особого вреда. А следом и я ударил Скудельницей, стараясь перерубить её пополам. Но тварь перекатилась в сторону, изогнулась и невообразимым образом прыгнула на потолок.
Зацепившись там всеми четырьмя конечностями, будто громадное насекомое, она побежала в нашу сторону, рыча и разевая покалеченную пасть. А на лестнице уже показались пятеро псоголовых, призванных воем.
— Н-на! Собака сутулая!
Я влепил Скудельницей по потолку со всей злости, разозлённый настойчивостью твари. И несколько перестарался с силой.
Костяная плеть не стала разбирать, где живая плоть, а где мёртвая материя. И с визгом разрубила сначала псоголового, а затем и потолок от одной стены коридора до другой.
Две половинки твари упали с высоты на пол. А затем на них полетела штукатурка, деревянные балки и какой-то мусор. В расширяющийся провал начала валиться тяжёлая деревянная мебель, опутанные паутиной шкафы, стулья без ножек и всяческий другой хлам. Кажется, над нами оказался чердак, и теперь из него сыпалось старьё. За какую-то минуту коридор оказался перегорожен завалом, за которым в бессильной злобе выли псоголовые
— Константин Платонович, — послышался голос девицы Еропкиной, — там есть другая лестница, для слуг.
Мой тёзка кивнул и указал в обратную сторону, откуда мы недавно пришли.
— Показывай дорогу, — я смотал Скудельницу, чтобы не мешала при ходьбе, — надо скорее выбраться из дома.
Чтобы попасть на «чёрную» лестницу, пришлось пройти через всё левое крыло особняка. По пути наша компания постепенно увеличивалась: мы подобрали растерянного старичка, женщину в одной ночной рубашке, но с пистолетом в руке и двух детей лет пяти, мальчика и девочку. Бедняг, разбуженных шумом и не понимающих, что происходит, приходилось успокаивать и настойчиво просить идти с нами. Не оставлять же этих Еропкиных на растерзание другим Еропкиным, одержимых псами Гекаты!