Дядюшка Сагамор и его девочки
Шрифт:
— Ее не обманешь. Ни за что. И это только один из приборов, которые я собираюсь применить, как только меня выберут.
Папаша с дядей Сагамором переглянулись.
— Да что он показал-то? — спросил папаша.
— Видите вон тот старый пень на полпути к воротам? — сказал Кудрявый безразличным тоном. — Так вот, в шести дюймах к западу от него запрятана бутыль с самогоном.
В жизни не слыхал ничего подобного. Тот пень был, в доброй сотне ярдов от нас. Папаша с дядей Сагамором тоже были в изумлении, особенно когда мы подошли туда, и Кудрявый очертил палкой место, и мы действительно нашли там пинтовую бутыль, почти полную. Он поднял ее и посмотрел, нахмурясь.
— Э, — сказал он, — видать, аппарат малость разрегулировался. Показал пинту, а тут немножко поменьше. — Отвинтив крышку, он отпил и кивнул: — По крепости близко — показал сотню, так и есть. Посмотрим, что вы скажете.
Он пустил бутыль по кругу. Все сделали по глотку, после чего дядя Сагамор сказал папаше:
— Да, сэр, это величайшее изобретение изо всех, что я видел.
— Да уж, — ответил тот. — Уже и не знаешь, что дальше-то придумают. Видать, большой умник расстарался.
Кудрявый отпил еще и скромно так ухмыльнулся:
— Ну, надо только потренироваться — но я не хочу раскрывать всех карт. Не то автору идеи придется много заплатить.
Вы, наверное, слыхали о нем — великий китайский ученый Ван Скрюдак (игра слов. One screwed duck — пьяная утка (англ.))
— Ну как же, — кивнул Мёрф. — Помнится, я читал о таком.
Не он ли изобрел пустой бассейн?
Кудрявый протянул бутыль дяде Сагамору и хлопнул его по спине. После двух порций он что-то раскраснелся.
— Ладно, господа, мне надо отправляться на выборную кампанию. Хочу только, чтобы вы знали, что есть такой кандидат, который свое слово сдержит. А вы, — обратился он по-дружески к папаше, — следите за поясницей, чтобы можно было прийти к урне.
И он покатил под музыку своей звукоустановки. Мы же воротились на крыльцо. Папаша с дядей Сагамором были озабочены. Мёрф закурил сигарету.
— Все ясно, — сказал он.
— Зигу Фриду он явно не понравился, — добавил я.
— Может, он схлопотал еще от кого? — предположил папаша. — Их тут много шляется.
— А не от него? — спросил я.
— Может, и от него, — как-то рассеянно согласился папаша.
Дядя Сагамор пока не сказал ни слова. Он покачивался в своем кресле, тер ногу об ногу, губы его шевелились, он о чем-то размышлял.
Это меня настораживает, — сказал Мёрф. — Что будем делать?
Папаша недоуменно потряс головой. Дядя Сагамор, казалось, их даже не замечал.
Мёрф подождал еще чуть-чуть и засобирался в город. Папаша пошел с ним к машине, а я направился следом. Мёрф уселся за руль, включил зажигание и вновь посмотрел на дядю Сага-мора, сидящего на крыльце. В первый раз я видел его встревоженным.
— Как ты думаешь, есть у него идеи? — спросил он папашу.
Тот кивнул. Мёрф почесал голову и сказал:
— Раньше я бы так не тревожился, но тут нашла коса на камень. Этот Минифи хитрец, каких поискать. Вне всяких сомнений, он собирается выиграть. У шерифа шансов нет.
Папаша согласно кивал.
— А коли выиграет, — закончил Мёрф, — нам, брат, крышка.
Он уехал. Папаша вернулся на крыльцо и ждал, когда дядя Сагамор скажет хоть что-то, но тот, казалось, его не замечал. Он так и провалялся остаток дня в кресле и за ужином не сказал ни слова. Мы пошли спать. И наутро он снова уселся на том же месте в той же позе, пожевывая табак и не говоря никому ни слова. Даже смешно. Он вроде бы не болел и не сердился на нас, казалось, он просто про нас забыл. Так было до полудня.
Часа в два папаша пошел к нашему фургончику, стоявшему возле дома. Он был небольшой — туда вмещались наши матрасы и маленький печатный пресс для распечатывания наших программок для скачек. Я заглянул внутрь — папаша возился там с прессом. Я спросил, что он делает.
— Я подумал, может, нам придется вернуться на ипподром, — нехотя ответил он.
— Ну-у, — протянул я, — давай не поедем. Здесь так здорово!
— Понятно, — отвечал он. — Но что-то не вижу я тут будущего. Совсем не вижу.
И тут мы услыхали, как приближается автомобиль. Это был Мёрф. Он остановился под дубом, и мы поспешили к нему. Выглядел он еще более обеспокоенным, чем прежде.
— Просто кошмар! — сказал он. — Взгляните!
На сиденье у него лежали листовки с портретом Минифи Кудрявого, ощерившегося, словно кот. Под портретом было написано:
«ХРАБРЫЙ СПОСОБНЫЙ ЧЕСТНЫЙ МИНИФИ — В КАБИНЕТ, ВОРОВ — В ТЮРЬМУ!»
— Его команды по всему округу раздают это тысячами, — пояснил Мёрф, — везде, где только можно. Ей-богу, стоит где-нибудь остановиться, как тут же тебе это прилепят на спину.
Майор Кинкэйд выпустил даже обращение к Минифи с призывом соблюдать официальные ограничения. Вчера вечером он собрал митинг на тысячу человек. Говорил ловко так и умно: и за процветание-то он, и за матерей, и за американский флаг, и за то, чтобы посадить Сагамора Нунана в тюрьму.
— Не больно-то здорово, а? — покрутил головой папаша.
— Здорово? — переспросил Мёрф. — Не то слово. Шериф рвет и мечет. Впервые за восемь лет ему надо соревноваться. Он понимает, что шансов у него в самом деле нет.
Они пошли на крыльцо показать листовки дяде Сагамору и все ему рассказали. Он только хмыкнул. Мёрф немножко посидел расстроенный в ожидании ответа, потом поднялся и сказал: — Что ж, остается только ставить на него пари. Хоть выиграть чуть-чуть, чтобы было на что отсюда убраться. Дядя Сагамор все смотрел куда-то вдаль.
— Однако надо поторопиться, — сказал Мёрф. — Пока ставки хорошие: три к пяти.
Дядя Сагамор выплюнул табак и утерся ладонью.
— Я бы никуда не спешил, Мёрф, — сказал он. Тот так и просиял.