Дьявол и господь бог
Шрифт:
Насти (раздумывая). Может, так и будет...
Дверь церкви раскрывается. Доносятся звуки органа. Крестьяне выходят, неся на носилках статую святой.
Генрих. Насти, молю тебя, если дело удастся, скажи мне, что ты меня прощаешь!
Насти. Я бы и рад сказать. Но беда в том, что я знаю, кто ты.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Спустя две недели. Церковь; все жители деревни укрылись там и больше не выходят, там же они едят и спят; в эту минуту
Мужчины и женщины на полу. В церковь перенесли больных и калек. Стоны и движение у подножия алтаря.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Молящиеся крестьяне, Насти и Генрих.
Насти (про себя). Не могу их больше слышать! Увы! У вас не было ничего, кроме гнева, и я сам погасил его.
Генрих. Ты что говоришь?
Насти. Ничего.
Генрих. Ты недоволен?
Насти. Да, недоволен.
Генрих. Повсюду люди толпятся в церквах. Страх сковал их. мятеж убит в зародыше. Чего ты еще хочешь?
Насти не отвечает.
Значит, я буду радоваться за нас двоих.
Насти бьет его.
Что на тебя нашло?
Насти. Если станешь радоваться, я переломаю тебе ребра.
Генрих. Ты не хочешь, чтобы я радовался нашей победе?
Насти. Не хочу, чтобы ты радовался, заставив ползать людей.
Генрих. Я сделал все ради тебя и с твоего согласия. Не усомнился ли ты в самом себе, пророк?
Насти пожимает плечами.
Ведь ты не в первый раз им лжешь.
Насти. Но я в первый раз бросил их на колени, помешал им защищаться. Впервые вступил в сговор с суеверием, впервые заключил союз с дьяволом.
Генрих. Тебе страшно?
Насти. Дьявол — творение господа. Если господь захочет, дьявол мне подчинится. Я задыхаюсь в этой церкви. Выйдем!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Генрих, Насти, Гёц.
Генрих и Насти собираются выйти из церкви.
Гёц (входит и направляется к Генриху). Собака, для тебя все средства хороши, чтобы выиграть пари? Ты заставил меня потерять две недели. Я десять раз обошел свои впадения, разыскивал ее повсюду, а теперь узнал, что она была здесь. Больная, тут, на каменном полу. И в том моя вина!
Генрих высвобождается от него и выходит вместе с Насти.
(Повторяет про себя.) Моя вина... Пустые слова... Ты ждешь, что мне станет стыдно, но я не стыжусь. Гордыня сочится из моих ран. Вот уже тридцать пять лет, как я подыхаю от гордыни. Я умираю со стыда... Дальше так нельзя! (Резко.) Лиши меня мысли! Отыми ее у меня! Сделай, чтобы я забыл о себе. Преврати меня в насекомое! Да будет так!
То возрастает, то стихает бормотание молящихся крестьян.
Катерина! (Проходит сквозь толпу, вглядываясь в каждого, и зовет.) Катерина!
Катерина!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Крестьяне одни. Часы на башне бьют семь. Один из спящих на полу просыпается и вскакивает.
1-й мужчина. Который час? Какой теперь день?
2-й мужчина. Сегодня воскресенье. Теперь семь часов. Нет, сегодня не воскресенье.
Голоса. Пришел конец воскресеньям, конец пришел. Больше их никогда не будет. Наш священник унес их с собой. — Он оставил нам только будни, проклятые дни труда и голода.
1-й мужчина. Ну, к дьяволу все это! Лучше снова усну. Разбудите меня, когда настанет Страшный суд.
Женщина. Давайте помолимся.
Хильда входит, неся в руках охапку соломы. За ней следуют две крестьянки, которые также несут солому.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же, Хильда, потом Гёц.
1-я женщина. Хильда! Это Хильда.
2-я женщина. Как хорошо, что ты пришла! Что слышно в деревне, расскажи нам.
Хильда. Рассказывать нечего. Всюду тишина. Только скотина мычит от страха.
Чей-то голос. А погода хорошая?
Хильда. Не знаю.
Голос. Ты не взглянула на небо?
Хильда. Нет. (Пауза.) Я собрала солому, чтобы сделать постели для больных. (Двум крестьянкам.) Помогите мне!
Они укладывают больного на соломенную подстилку.
Вот. Теперь этого.
Делают то же.
И эту.
Они подымают старую женщину, которая начинает всхлипывать.
Не плачь, прошу тебя. Не расстраивай их. Перестань, бабушка, не то они все заплачут вместе с тобой.
Старуха (всхлипывая). Там мои четки... (Показывает на пол, где она лежала.)
Хильда (рассердившись, берет четки и кидает ей на колени). Держи! (Успокаивается и говорит более мягким тоном.) Молись же, молись! Лучше молитва, чем слезы, — шуму меньше. Нет, погоди, нельзя и молиться и плакать! (Вытирает старухе глаза своим платком.) Вот, утри слезы. Хватит. Не плачь, говорю тебе. Мы не виновны, и бог не вправе нас карать.
Старуха (по-прежнему всхлипывая). Ох, дочка... Ты знаешь, у него на все есть право.
Хильда (резко). Будь он вправе карать невинных, я тотчас же предалась бы дьяволу.
Все вздрагивают, смотрят на нее. (Пожимает плечами и прислоняется к колонне. Минуту стоит, уставившись в пустоту, словно завороженная каким-то воспоминанием. Затем внезапно произносит с отвращением.) Тьфу!
1-я женщина. Хильда, что с тобой?
Хильда. Ничего.