Дьявол на испытательном сроке
Шрифт:
— С трудом, — неожиданно серьезно отозвался он, — но давай об этом тоже не будем.
Агата села. Ей было неловко искать облегчения от боли, в то время как ему легче сделать она не могла.
— Потеряешь сознание, — предупредил демон.
— Откуда знаешь?
— Помню свой болевой порог до ада, — демон повел плечом, насколько ему позволяли оковы, — тогда очень мало мог вынести, без чертовой смертной оболочки. Сейчас больше. И лучше бы я мог сдохнуть, правда.
— Как тебя зовут? — спросила Агата, и распятый уставился на неё так, будто она сделала ему непристойное предложение.
— Тебе и правда интересно мое имя? — удивленно переспросил он. Похоже, с ангелами у него действительно не ладилось.
Агата качнула подбородком.
— А
— Зачем тебе? — Агата смущенно потупилась. — Я же вряд ли вернусь.
— А тебе зачем?
— Я буду о тебе молиться, — Агата слегка покраснела, даже постоянные обитатели чистилища к её религиозности относились с насмешками, как же может отнестись к этому демон, сосланный в Горящие Земли?
Однако он замолчал, уставившись на неё так, будто хотел врезать её в память целиком, до самой последней родинки на щеке.
— Я хочу тебя вспоминать, — наконец ответил он, — и не как простое равнодушное лицо, я хочу помнить имя ангела, которая испытала ко мне сочувствие.
— Это тебе не облегчит мук…
— Отнюдь, — возразил демон, — память о прошлом имеет большое значение. Я и мои грехи росли из моего прошлого. Если в моем прошлом будет хоть кто-то светлый… Как ты. Возможно тогда я смогу поверить, что когда-нибудь смогу искупить.
— Агата, — тихо произнесла она — эта его речь пробрала до последнего фибра души.
— Генрих… Генри, — демон явно не оговорился, нарочно сделал поправку на то, какую форму имени предпочел бы слышать.
Первая встреча (2)
Джон спустился с небес неожиданно, Агата даже не услышала мерные взмахи его крыльев, а когда заметила — даже слегка смутилась, будто её застали на месте преступления.
Джон Миллер был её другом — они дружили практически с первого дня Агаты в Чистилище. Именно он когда-то доставил её душу в Чистилище, провел для неё первичный инструктаж и впервые напоил кофе после первого рабочего дня. Агата до сих пор помнила, как её потряхивало после тех нескольких часов, которые она провела в качестве ассистента собирателя душ: суетливых, шумных, полных новых незнакомых людей. У неё кругом шла голова — даже с учетом того, что в своей жизни она не была необщительной барышней, ей впервые довелось столкнуться со стольким количеством людей — и каких людей. В Чистилище было абсолютно нормально столкнуться с суфражисткой, времен первых забастовок за права женщин, и рыцарем раннего средневековья, который когда-то не считал простолюдинов достойными людьми. От переизбытка впечатлений и эмоций Агате тогда хотелось забиться в какой-нибудь уголочек, обнять голову руками и не высовываться вовек, и вот тогда-то Джон и прихватил её за локоток, утащил из общей столовой в общежитие и, усадив в полосатое плюшевое кресло, впихнул в ладони белую чашку с горячим кофе. Он сказал тогда, что она была похожа на потерянную плюшевую игрушку. Особенно лестным это сравнение не было, игрушкой Агате быть совершенно не хотелось, пришлось справляться с собственными привычками. Позже Агата узнала, что Джон сделал для неё внезапное исключение, несмотря на свой открытый и легкий характер, он не особенно стремился завести кучу друзей, обычно ограничиваясь легкими и теплыми приятельскими отношениями. Видимо, Агата попала в Чистилище именно тогда, когда Джон решил внести в свой образ жизни некоторые коррективы. Впоследствии дружба Джона и Агаты окрепла настолько, что некоторые сплетницы вовсю спрашивали у Агаты «каков он в постели», неизменно вгоняя её в краску. Джон всякий раз смеялся над этими случаями и неизменно уводил разговор в сторону новых книг, которые ему довелось скопировать с земных, или какого-нибудь очередного помилованного, которого он привел с Горящих Полей. Они не говорили о прошлом, о том, что легло на их плечи после окончания смертной жизни, стремясь не нарушать покой друг друга, не оценивать по прошлым, оставленным позади грехам. И это не тревожило ни Агату, ни Джона. Он вообще отличался практически непрошибаемым спокойствием, будто и вовсе ничего не чувствовал по поводу творящегося в Чистилище хаоса. Все он принимал исключительно как посылы судьбы, испытывающие его на прочность, и неизменно выдерживал все удары стоически. Агата не могла на него не равняться.
Вот и тогда, в день знакомства Агаты и Генри, на его лице не было ни капли раздражения, что его вытянули на другой край измерения, в область которой было труднее всего находиться.
— Друг мой, не шевелись, — произнес он негромко, касаясь её крыла. Он умел исцелять прикосновением рук, многие в Чистилище умели. Боль исчезала постепенно, вслед за тем, как от пальцев Джона все глубже в крыло Агаты пробирались щекотливые импульсы тепла. Генри на кресте насмешливо хмыкнул, но комментария не отпустил. Джон бросил в его сторону косой взгляд.
— Спасибо, — когда Джон опустил руки, Агата смогла наконец выпрямить оба крыла, а затем и заставить их исчезнуть.
— Ерунда, — хмыкнул Джон и, размяв пальцы, шагнул к упавшему кресту.
— Здравствуй, Хартман, — суховато произнес Джон, обращаясь к демону, — ты сегодня помалкиваешь? Сильно землей прижгло?
— Спасибо за пожелание, Джонни, — демон слегка улыбнулся, — в моих условиях лишнее здравствие не повредит. А что, ты склонен пообщаться? Неожиданно.
В его голосе не было враждебности, подхалимских ноток, он просто говорил, слегка с насмешкой как со старым знакомцем. Они с Джоном явно сталкивались раньше, и совместного прошлого у них было более чем достаточно.
Джон глянул в глаза демона сверху вниз. Ни толики презрения не было в выражении его лица, даже некоторая печаль. Он часто так смотрел на грешников, которые никак не могли взять себя в руки. Джон наклонился, подхватил вершину креста и легко, даже не поморщившись от боли, вновь установил крест. Земля чуть дрогнула, расступаясь под «ногой» крестовины. Джон свел вместе обожженые ладони, прикрыл глаза — его руки окутало слабое сияние, и ожоги истаяли на его руках, будто торопясь зажить поскорее.
— Пойдем, друг мой, ты должна отдохнуть, — Джон настойчиво сжал ладонь Агаты.
Он увел её прочь, она даже толком не попрощалась с демоном, с которым её столкнули Небеса, лишь обернувшись, махнула Генри ладонью. Он проводил её взглядом, тяжелым, горьким, насмешливым взглядом, запрокинув голову и оперевшись затылком на крест. И что-то было безумно болезненное в том, что она уходила, а он оставался тут.
Следующим утром она уже не смогла подняться в небо над Горящим Полем. Зато зачем-то заявилась в Лазарет и попросила допустить её до работы с демонами.
Никто не препятствовал, демонов было много, сестер милосердия было не очень много, а временами встречались персонажи вроде Генри, которые уже довели до белого каления даже примерных работниц, которые прибегали на исповедь после каждой встречи с наглыми демонами. Было сложно работать здесь — по крайней мере так говорили, немногим удавалось спокойно терпеть язвительность исчадий ада и при этом пытаться испытывать к ним сочувствие. Впрочем, Агата вполне справлялась. Она вообще предполагала, что терпение есть величайшая добродетель.
Когда она впервые вызвалась навестить Генри — он же «распятый 226643, с Холма Исчадий», — на неё посмотрели как на дуру. Предупредили, что характер у демона паршивый, он любит издеваться над ангелами, играя на том, что ощущает их подавленные желания. Рассказали и что в подобных случаях дозволяется посещать распятого реже, чем раз в неделю, чтобы не вводить души в искушение.
Но Агата пожала плечами и сказала, что не боится. Что может демон сказать об обуревающих её страстях, чего она сама не знает? И пошла. Надела голубое платье сестры милосердия, белый, скрипящий чистотой передник, собрала свои непослушные кудряшки в хвост и, взяв сумку с водой, полотенцами и хлебом, пошла.