Дьявол в музыке
Шрифт:
– Верность и совесть? – скептично спросил МакГрегор.
– Скажи прямо – любовь.
Кестрель не ответил – только ударил тростью по кустам.
– Ты думаешь, Орфео соблазнил её? – спросил доктор.
– Нет. Но это хорошо говорит о ней, а не о нём.
– Кажется, ты принимаешь в ней большое участие.
Кестрель пожал плечами.
– Меня равно восхищает её отвага и отвращают методы Гримани.
– Но она явно настроена против тебя.
– Она мне не доверяет. И я бы не стал, будь я на её месте, - он сделал небольшое, но решительное движение, будто стряхивая с
– Значит мы должны найти убийцу к вечеру среды.
– Убийцу… или Орфео.
МакГрегор нахмурился.
– Ты всё ещё думаешь, что он невиновен, верно?
– В убийстве – да.
– Если ты найдёшь его и отдашь Гримани, для него это конец, виновен он или нет. Это тебя не беспокоит?
– Беспокоит, - кисло признал Кестрель, - но Орфео сам заманил себя в этот переплёт, то появляясь, то пропадая. Если придётся выбирать между ним и Лючией, я сам свяжу его и притащу к Гримани в застенок.
МакГрегор почувствовал, как по спине пробежал холодок.
– Что мы будем делать теперь?
– Я подошёл слишком близко в этой мозаике и разглядываю отдельные кусочки, а не пытаюсь понять всю картину. Мне нужно подвести итог, что мы знаем, и понять, что требуется узнать, - Кестрель улыбнулся. – Иными словами, мой дорогой друг, мне ничто так не требуется, как поговорить с вами.
– Что же, я здесь, - МакГрегор хлопнул его по плечу. – Говори, я слушаю.
– Мы не можем говорить здесь так свободно, как я хотел бы. Сад – это рай для шпионов, а вокруг слишком много тех, кто знает английский. Помните, мы говорили о том, чтобы побывать на вилле Плиниана?
– Та самая, где бьёт загадочный источник? Да.
– Я думаю, сейчас мы захотим посмотреть на этот источник.
– Веди, - предложил МакГрегор.
– Мы не можем прятаться в наших комнатах весь день, - сказал Флетчер.
– Я не прячусь, - возмутился Сент-Карр. – Я не хочу, чтобы на меня глазели.
– Люди глазели на нас до того, как все стали подозревать в одном из нас Орфео.
– А теперь глазеют ещё больше. И тычут пальцами, крестятся и бормочут. Можно подумать, мы готтентоты.
– Я думал, вы будете ради выйти на воздух, - убеждал Флетчер. – Только вчера вы жаловались на дым, запертые окна и гусей, которые так шумели, как будто забрались вам под кровать.
– Я не хочу на воздух. Я хочу вернуться в Англию. Это отвратительное место, где люди бормочут, как обезьяны, а полиция просто сумасшедшая. Это всё ваша вина. Когда мы уехали из Милана, вы сказали…
Раздался сильный стук в дверь. Флетчер открыл и увидел на пороге Марианну Фраскани – подбоченившуюся, со сверкающими глазами и парой длинных, зловещих шпилек, торчащих из пучка волос, будто скрещённые мечи. Они разразилась тирадой на миланском.
– Помедленнее! – взмолился Флетчер. – Я не понял ни слова.
– Миланский комиссарио пришёл сюда с солдатами! Он хочет видеть вас и молодого синьора прямо сейчас, - она потрясла кулаком прямо под носом у Флетчера. – Два дня подряд из-за вас по моему дому бродит полиция – у меня такое впервые!
Она бросилась вон. У Флетчер и Сент-Карра не было иного выхода – пришлось идти. Они преодолели лабиринт коридоров, окружающий их комнату и оказались в тёмном, пустом холле. Здесь нашёлся комиссарио Гримани со своим адъютантом и четыре солдата в серебряно-голубых австрийских мундирах. Чуть поодаль, наполовину в тени, расположился Гастон де ла Марк со своей обычной беззаботной улыбкой.
– Что вы хотите теперь, комиссарио? – спросил Флетчер.
Гримани жестом велел Занетти переводить.
– Возможно, вы слышали, что мы нашли Лючию Ланди. Мне нужно, чтобы вы, синьор Сент-Карр и месье де ла Марк взглянули на неё.
– Но это же прекрасно! – воскликнул Флетчер. – Беверли, нашлась девушка, что знала Орфео, когда он жил на вилле четыре или пять лет назад. Она может сказать полиции, что это не я и не ты.
– Вообще-то, - проговорил де ла Марк, - она не собирается рассказывать полиции совершенно ничего. Именно поэтому комиссарио устраивает эту маленькую драму – он хочет увидеть, не потеряет ли девушка голову и не рухнет ли в объятия кого-нибудь из нас. Говорят, она очень хороша собой, так что надеюсь, вы позволите мне стоять поближе.
– Вы хотите сказать, она могла бы доказать полиции, что мы невиновны, но не сделает этого? – возмутился Сент-Карр. – Это чудовищно эгоистично!
– Мы теряем время, - сказал Гримани. – Сержант, ведите их.
Солдаты вывели Флетчера, Сент-Карра и де ла Марка. Гримани и Занетти последовали за ними. Процессия поднялась по одной из узких лестниц, что вела на пьяццу. Увидев солдат, деревенские разбежались, как перепуганные птицы, и глазели издалека.
– Черт возьми! – возмущался Сент-Карр. – Хьюго, это ведь вы придумали – приехать сюда подальше от неприятностей! Вы можете что-нибудь предпринять?
– Синьор комиссарио, - обратился Флетчер, - а где мистер Кестрель? Он знает об этом?
– Насколько мне известно, - процедил Гримани, - синьор Кестрель пока не занимает места в миланской полиции и не состоит на иной государственной службе. Значит, это не его дело.
Они вышли на пьяццу и приблизились к высокому, побелённому дому Руги. Жандармы, стоявшие у дверей на страже, дали им пройти. Руга встретил «гостей» заверениями в своей бдительности, которые Гримани оборвал требованием показать Лючию. Подеста провёл их наверх.
Лючии отвели комнату под крышей, с одним низким окном под скошенным потолком. Единственной мебелью служили простая деревянная кровать и небольшой комод с кувшином и умывальником. На полу лежала пара подушек, на стене над ними висело распятие, создавая грубый аналой. Лючия была на коленях, спиной к двери, когда вошёл Гримани и остальные.
Вздрогнув и обернувшись, девушка увидела мужчин, заполонивших почти всю комнату. Гримани дал знак, и солдаты расступились, позволяя ей увидеть Флетчера, Сент-Карра и де ла Марка. Глаза Лючии медленно обвели их все, но остановились на Гримани.